Романовы forever - Анна Михайловна Пейчева

– Так табличку мемориальную повесить, – жалким тоном сказал Селифан Петрович.

– Какую табличку? «Здесь лежит воспитатель княжеского сына, иностранного происхождения, прославившийся благодаря змее из черепа»? Хотите повесить табличку на курган разорителя архангельских курганов?

Император не на шутку рассердился. Он терпеть не мог невежества и лицемерия. Особенно среди чиновников. Эти двое просто вывели его из себя.

– Ради двадцатисекундного появления в местных новостях вы на все готовы! Лишь бы только сказать пару слов в камеру, так? И вам до лампочки, чему посвящена очередная мемориальная табличка! Можно не вдумываться! Так вот, господа, я вас предупреждаю: журналисты вдумаются за вас.

– Ваше величество, вы знаете, я много думал в последнее время, – откашлявшись, осмелился высказаться князь Жемчужный, вдоволь насмотревшись на свою манерную обувь. – Много, очень много размышлял. И пришел к выводу, что Вещий Олег гораздо больше отношения имеет к Киеву, конечно, чем к нашей Ладоге. Его курган, по всей вероятности, находится на берегу Днепра, ведь он там правил много лет. Верно, Селифан Петрович?

– Отнюдь, Кирилл Кирилыч, – затряс усами киевский губернатор. – У вас на Ладоге, батюшка вы мой, такая благодать, такая красота! Уверен, что Олег похоронен именно здесь. Случайно ли на вершине его ладожского кургана, как рассказывают люди, всегда, даже в самую спокойную погоду, бушует ветер?

– Ах, это просто обычная природная аномалия, Селифан Петрович.

– Ну что вы, Кирилл Кирилыч, нельзя отмахиваться от божественных знаков!

– Да вы только представьте, Селифан Петрович, как солидно вы будете смотреться со своей красавицей-женой на церемонии открытия таблички: позади синий Днепр, вокруг ковыль колышется. Древнерусский шик!

– Нет-нет, я настаиваю, что вы будете смотреться на берегу Ладоги еще лучше, Кирилл Кирилыч!

– Опять спорят, – в никуда пожаловался император. – Господа, господа! – в очередной раз постучал он ключом по батарее. – Ладно, хотите раз и навсегда избавлю вас от этого Олега?

– Как, батюшка? – с надеждой уставился на него киевлянин.

– Могилы господина Вещего на территории Российской империи вообще не будет. Мы эту подозрительную привилегию отдадим Норвегии.

– Норвегии? – загорелся огонек понимания в томных глазах петербуржца.

– Так Одд Стрела – герой их легенд. – Николай Константинович знал это наверняка, поскольку в юности, пока не встретил Василису Прекрасную, увлекался скандинавской мифологией. Потом стало уже не до того. – Скальды про него хвалебные песни разные слагали. Ну и пусть забирают своего Одда, как говорится, со всеми потрохами. Повесят мемориальную табличку на его родине, в Халоголанде – это провинция на северо-западе Норвегии.

Губернаторам идея ужасно понравилась. Насколько бурно они спорили в начале беседы, настолько же бурно теперь поддержали предложение Николая Константиновича. Их волновал только один вопрос: а вдруг норвежцы не согласятся?

– Не беспокойтесь, господа. Даю слово Романовых, что согласятся, – уверенно заявил император. А он просто так обещаниями не разбрасывался. – Во-первых, по литературным соображениям: в норвежских сказаниях утверждается, что Одд вернулся умирать домой, в Норвегию. Собственно, именно там, возле его дома, если верить скальдам, и находился пресловутый череп коня. Викинг прикончил несчастное животное, еще будучи подростком – сразу как услышал пророчество. – Император задумался. – Правда, не знаю, как они там разберутся с Вальгаллой… Похоже, идеальной концовки у этой легенды все-таки не будет. Насколько я понимаю, в Вальгаллу пускают тех, кто погиб на поле боя, а не тех, кто по собственной же глупости наткнулся на змею. Так что, возможно, вопрос с местечком Одда в небесной пиршественной зале останется открытым.

Селифан откровенно заскучал и принялся жевать свои усы, а более просвещенный петербургский губернатор, выпускник университета, слушал внимательно и потому встревожился.

– Так тем более не согласятся, ваше величество! Зачем им нужен такой ущербный герой, которому даже в Вальгаллу вход воспрещен?

– По политическим соображениям не смогут отказать. – У императора родилась неплохая комбинация. – Норвегия давно уже выпрашивает у России безвизовый режим. Ревнуют скандинавы! С соседней Швецией-то у нас исторически сложились близкие отношения. Вот и они тоже хотят. Обменяем Олега на безвизовый режим, так и быть.

– Блестяще, Николай Константинович! – зааплодировал князь Жемчужников.

– Як хитромудро, батюшка! – довольно запыхтел Селифан Петрович, словно паровоз девятнадцатого века, подкормившийся доброй порцией угля.

Губернаторы – толстый и тонкий – ушли в ночь обнявшись, будто моряки, отпущенные на берег.

«Да, так бывает, – подумал Николай Константинович, принимаясь закачивать в мультимедийную систему «Фодиатора» фильмы Василисы. – Бывает, что из двух вариантов нужно выбрать третий. И он становится лучшим решением проблемы».

Глава 32. Искушение

– Черт, черт, черт!

Зажигалка не работала. Проклятый ВАЗЗ! Зачем вообще она купила дурацкое разумное огниво! Пользовалась бы по старинке обычными спичками, не было бы сейчас этой проблемы. Так нет же, ей зачем-то понадобилось бросать курить!

Конечно, понятно зачем – «Вольнодумцы» всегда боролись за сохранение окружающей среды, здоровый образ жизни и всякое такое; случилась бы катастрофа, прознай журналисты про позорную, средневековую привычку лидера прогрессивной партии. А потому никотиновая зависимость премьер-министра скрывалась тщательнее государственных тайн. В конце концов Мелиссе надоело балансировать на натянутой над пропастью струне, да и кожа над губами стала как-то скукоживаться, вот она и поставила себе цель – избавиться от вредной привычки к Новому году.

Разумное огниво ей в этом помогало. Подсчитывало количество выкуренных за день сигарет и переставало высекать искру после достижения лимита.

Сегодня, 25 сентября, в день рождения императора, лимит был достигнут крайне быстро – Мелисса необычайно много нервничала и, соответственно, часто курила.

Кабинет премьер-министра был окутан дымом уже в первой половине дня, после встречи с нефтяниками. Суровые ребята, качающие из глубин земли ее бурую кровь, выкачали и из Мелиссы критический объем жизненных сил.

Особенно грозен был Федор Уралов, двухметровый шкафообразный дяденька с насупленными бровями и густым голосом, выходец из крестьянской семьи, построивший своими огромными ручищами целую углеводородную империю. Буровые вышки Уралова наподобие верстовых столбов разметили всю территорию Сибири. Он называл Мелиссу «ваше благородие», говорил короткими вескими фразами и посматривал на нее исподлобья.

– Мы беспокоимся, ваше благородие, – басил он. – Вся нефтяная отрасль терпит убытки. Мы угасаем. В последние годы было тяжело. Но сейчас стало совсем плохо.

– В чем же дело, Федор Никифирович? – участливо спросила Мелисса, заранее зная ответ.

– Нам не нравятся ваши экотенденции. – Брови Уралова, и без того сросшиеся, сошлись в единый грозовой фронт. – Нам не нравятся все эти электрокары, солнечные батареи, ветряки. Зачем переходить на альтернативные источники энергии, если землю русскую распирает каменное масло? – Он грохнул кулачищем по изящному столу Мелиссы. – Есть у нас нормальный русский бензин для автомобилей! Есть у нас нормальный русский