За туманными вратами - Елена Эйхен

Мужчина пожимает плечами.

Я смотрю по сторонам в надежде разобраться. Руки дрожат. Во рту пересохло.

У входа на площадку стоит человек в маске, записывает имена прибывших и краткую биографию. Он вешает на шеи людей карточки с номерами. Каждый следующий час начинается новый отсчет.

Блондин в синей рубашке отказывается рассказывать о себе, и его номер помечают жирной красной галкой. Смельчак бросает карточку под ноги и топчет ее, из-за этого ему на шею ставят клеймо. Оно горит красным, прожигая кожу до мяса. Пахнет жареным. Меня тошнит. Людей вызывают по одному, а сопротивляющихся уводят насильно, и вскоре их крики умолкают.

– Этого ты хочешь? – спрашивает жену высокий мужчина с глазами навыкат, и она громко всхлипывает.

Я добираюсь до площадки, останавливаюсь у узкого мостика, ведущего к металлическому креслу. Подходит человек с папкой.

– Имя?

– Милена.

– Кто и откуда? Не задерживайте очередь.

Бежать поздно. Что теперь будет?

– Не слышу, – требует он.

Я молчу. Не стоит рассказывать. Даже имя зря назвала. Всегда так со мной – пока дойдет, уже поздно.

– Это ваш выбор, – человек закрывает папку. Он пишет на ней номер – пятнадцать – и ставит красную галку. – В очередь на психолатор.

Смотрю на кресло. Парень среднего роста с номером тринадцать сопротивляется больше остальных. Три здоровяка усаживают его на кресло и пристегивают ремнями. Лицо тринадцатого кривится от злости, по щекам текут слезы. Свистящий аппарат с четырьмя клешнями опускается сверху, протягивая одну, самую широкую, к голове тринадцатого. Ему вскрывают череп. Капля крови падает на серый пол, смешиваясь с пылью. Служащий приносит деревянный ящик из тележки, и вторая клешня загружает его содержимое в голову тринадцатого, пока третья разбрызгивает антисептик. Тринадцатый механически моргает, вращая глазами. Содержимое кажется бесконечным, но оно полностью помещается в мозг, шипя и выпуская наружу гнилостный запах. Я оглядываюсь – люди зажимают носы. Через минуту тринадцатый обмякает. Лицо его расслабляется. Глаза пустеют, а после наполняются радостью. Крышку черепа возвращают на место, заклеивают и опечатывают, за ухом вбивают уникальный номер и размыкают крепления кресла. Парень встает, отряхивается и, прежде чем уйти, помогает усадить сопротивляющегося четырнадцатого.

– Что они делают? – спрашиваю я у людей на площадке, не отводя глаз от изменившегося тринадцатого.

– Как с луны свалилась, – бородач в рваных джинсах почесывает затылок, глядя на меня. – Обычная процедура. Хочешь не хочешь, а все должны пройти.

– Но почему?

– Как это почему? Ну ты даешь! Все для будущего, – он вздыхает, – Святая обязанность каждого из нас. Ради процветания.

Почему люди добровольно отдают себя на заклание? Почему не понимают, что их используют? Так хочется сказать, но нельзя. Нельзя! А если скажу, может, кто-то одумается и спасется? И я говорю:

– Какое процветание? Это же насилие и издевательство!

– Откуда ты взялась такая умная? – спрашивает старик в очках с красной оправой, шаря прищуренными глазами по моему лицу. – Кто тебя подослал? Может, охране сообщить?

Почему я такая несдержанная? Если сумею убежать, пойду к Пахари Дэви, пусть зашьет мне рот золотой иглой.

– Кто это придумал? – спрашиваю я, надеясь узнать имя и исчезнуть до того, как подойдет очередь.

– Как? Ты не знаешь? – худая женщина с ребенком удивляется. – Вот же он, – шепчет она, запрокидывая голову и прижимая руки к груди. На ее лице появляется благоговейная улыбка.

Я смотрю наверх. Еще одна площадка, но только маленькая, похожая на балкон, торчит из стены десятью метрами выше. Он наблюдает. Я не могу рассмотреть лица, но силуэт кажется знакомым. Я вглядываюсь снова и снова. На балконе загорается лампочка, и я вижу. Не может быть!

В это же мгновение площадка под ногами начинает раскачиваться, и я просыпаюсь.

Алые иглы в сердце

Я вскочила с вуали, будто она вот-вот могла меня поглотить. Обогнув спящего Вира, подошла к дыре и стряхнула ладонями с лица остатки сна. Уже рассвело.

Последний кадр сна стоял перед глазами так четко, словно я продолжала его смотреть. Как бы я не пыталась убедить себя, что это очередная бессмыслица, ничего не получалось. Я каждой клеточкой чувствовала – вот оно, то самое, чего я так долго ждала.

Оглянулась. Вир открыл глаза и молча за мной наблюдал. Отведя взгляд, и стараясь скрыть смятение, и уставилась на горы, как будто они могли дать ответы. Знал ли он? Конечно, нет. Если бы знал, разве мог бы все это время бродить со мной по лесу в поисках правды? Скрывать так долго? А если бы знал, смог бы так смотреть на меня, понимая, что мы враги?

Ведь там, в штольне, на маленьком балконе стоял его отец – Яш Джавери.

Все сложилось воедино. Дядя Яш так стремился отправить меня домой. Наверное, он и Виру внушил это – уговорить меня уехать. Всплыли все мои сны, в которых дядя Яш выглядел пугающим и отталкивающим. Значит, именно от него приходили послания с угрозами: записка, другая, птица Ял – все это было его рук дело.

Все встало на свои места.

В голове прояснилось. Теперь я точно знала, что должна делать. Оставаться в пещере видений больше не имело смысла. Вместо этого нужно было пойти в город и всем рассказать правду. Дядя Яш собирался стать мэром, но как может управлять людьми такой человек?

Я повернулась и встретила взгляд Вира.

Вир. Как я скажу ему, что тем, кого мы искали, оказался его отец? Его сердце непременно разобьется от этой новости. Но это придется сделать.

– Послушай, – я села рядом, – Послушай меня, Паттха.

Слова давались с трудом.

– Говори уже, Амла.

Вир поднялся. Глаза его смотрели с подозрением. Я тоже встала.

– Я увиде…

Не успела я договорить, как он зажал мне рот ладонью и вытащил из грота. Закрыл дверь со стороны коридора, а затем медленно убрал руку.

– Говори тихо. Очень тихо.

Вир стоял совсем рядом, то и дело оглядываясь.

– Я знаю, кто все это устроил.

– Стоит ли верить всему, что видишь во сне?

Глаза Вира горели. Взгляд лихорадочно метался.

– Ты же понимаешь, что это не просто сон. Я должна рассказать, но не знаю как, – призналась я честно.

Шея Вира напряглась и на ней пульсировала вена.

– Говори.

– Тебе будет больно это услышать. Прости. – Вир выдохнул и опустил глаза. Его пальцы с силой вжались в мои плечи. – Я… я видела твоего отца.

Вир вздрогнул, будто соприкоснувшись с электричеством.

– Это же чушь, Амла, – голос его сорвался.

– Это правда.