Позор рода Фавьен. Хозяйка Пурпурной крепости - Лина Калина
На витраже сияет герб рода Таль: распахнутые крылья дракона обнимающие круглый диск с сияющими рунами. В центре высится древо с огненной кроной и корнями, уходящими в воду.
Нет, комната явно подготовлена для меня. Закрываю дверь и снова смотрю на платье. Кто его купил? Рик? Или… это ловушка?
Подхожу, осторожно поднимаю рукав. Ткань тонкая, дорогая. И магическая.
— Это мой подарок, — раздаётся женский голос позади.
Я вздрагиваю, резко оборачиваюсь.
Матушка. Конечно. Власти и средств у неё достаточно, чтобы заказать такой наряд.
***
Боль и злость сливаются в один тяжёлый ком. Я вижу всё — от того бала до сегодняшнего дня. И не понимаю, как можно появиться так буднично, с холодным лицом, и сунуть мне в руки платье, которое стоит дороже, чем вся моя жизнь в изгнании.
— Спасибо, матушка. Но Таль не принимают подарков.
Её губы дрожат в едва заметной усмешке.
— Не будь упрямой, Аэлина. Это не подарок. Инструмент. Ты должна появиться завтра на балу так, чтобы у всех перехватило дыхание. Чтобы даже те, кто шепчутся за спиной, вынуждены были склонить головы, глотая собственную желчь.
— Не понимаю, зачем вам всё это. Разве вы не отказались от собственной дочери?
— А разве я не дала тебе крепость? Капли?
— Дали.
— И я подарила шанс пленить императора. Но, похоже, ты им так и не воспользовалась.
— Я знаю… вы отправили меня туда специально.
— Не совсем. Просто обстоятельства сложились удачно.
— Значит, посох был вашим уговором с императором? — я щурюсь, стараясь уловить малейшее колебание в её голосе.
Матушка легко пожимает плечами, словно речь идёт о корзине фруктов на базаре, а не о древней реликвии.
— Уговором, подарком, наследием… называй как хочешь. Но суть одна: посох должен вернуться обратно к роду Фавьен.
— К роду Таль, — обрываю я холодно. — Я больше не ваша.
— Но ты моя дочь, хочешь того или нет. — В её глазах вспыхивает жёсткий блеск. — Ты кровь Фавьен, и ты слишком упряма, чтобы признать очевидное.
— Очевидное? — я делаю шаг ближе, чтобы она почувствовала жар моей злости. — Очевидное в том, что вы бросили меня на растерзание? Что позволили Каэлю растоптать моё имя, а сами с холодной ухмылкой отвернулись? Вот оно — ваше «очевидное»?
Матушка и глазом не ведёт. Лёд в её взгляде крепче моей злости.
— Ты смотришь слишком узко. Тебя бросили в огонь, и ты выжила. Стала закалённой сталью. Разве это не большее наследие, чем пустая материнская нежность? — её голос мягок. — Это всего лишь платье, Аэлина. Щит, а не подачка. Я не желаю зла своей дочери. Прости, но мне нужно идти.
Она идёт к выходу
— Матушка… откуда у рода Фавьен этот замок? Мой замок?
Её шаг чуть замедляется, но оборачивается она не сразу.
— Мы поговорим, Аэлина. Позже. Когда ты перестанешь видеть во всём лишь обиду.
Дверь мягко захлопывается за её спиной, и в комнате остаётся только я, и это проклятое платье, которое прожигаю взглядом, будто оно виновато во всём.
Впервые хочется — как упрямому ребёнку — топать ногами. Разорвать платье на клочья и свалить обрывки под дверью Фавьен. Но я не имею права на такую слабость. И, чёрт возьми, матушка права: лучше наряда всё равно не найти. Вопрос только один: могу ли я позволить себе воспользоваться этой подачкой?
Велю хранительнице покоев связаться с моими людьми и поручить им навестить модистку. Рик всё равно не выпустит меня из Цитадели. К вечеру выясняется, что к завтрашнему балу модистка не успеет пошить мой заказ. И я снова бросаю испепеляющий взгляд на проклятый «подарок».
Завтра придётся либо явиться в старом платье, которое уже видела половина двора, либо надеть матушкин шёлк. В конце концов, я прошу хранительницу принести иголку и серебряные нитки.
Крылья на груди платья сияют так нагло: хочется содрать их до последнего стежка. Но я не стану этого делать. Я изменю. Вплету в чужой узор своё.
Магическая сфера сияет под потолком, освещая мои движения. Стежок за стежком между крыльями проступает ствол — тонкий, но упрямый, тянущийся вверх, к самому горлу. Я добавляю ветви, пускаю их по ткани. И вот уже крылья не парят в пустоте — они обнимают древо.
Крылья и дерево. Знак Таль.
Я откидываюсь на спинку стула, любуясь своим шитьём. Платье уже другое. Я надену его не ради матушки — ради себя.
25. Бал
И вот наступает вечер бала. Горничные кружат вокруг, словно пчёлы: одна подаёт платье, другая вплетает серебряные шпильки в волосы, третья кистью наносит тонкую пудру из перемолотых лепестков роз.
Думала: буду нервничать. Но не испытываю ничего. Совсем. Ни страха, ни волнения, ни предвкушения. Может, это и есть сила? Когда боль и тревога уходят, уступая место странному спокойствию.
— Лиора, — тихо шепчет одна из горничных, отступая назад, — вы прекрасны.
Поднимаю глаза к зеркалу. Женщина, что смотрит на меня оттуда, не похожа на ту, что ещё недавно сжимала в руках обрывки собственной жизни. На её плечах лежит плащ, на груди вышит родовой знак. Взгляд — твёрдый и уверенный.
Пора. Я встаю. Шёлк платья скользит по полу, словно поток света и тени. Вечер только начинается.
Уже через мгновение колёса имперского големобиля замирают у роскошного особняка Нарьен, где должен пройти первый бал сезона.
Фонари отражаются в полированном корпусе, музыка и свет пробиваются наружу. Я остаюсь сидеть в салоне, разглядывая огни сквозь стекло.
Тяну время. Намеренно. Пусть ждут. Пусть успеют разогреться сплетнями, чтобы потом захлебнуться собственным восторгом.
Достаточно.
Я едва касаюсь дверцы — и лакей, будто ждал сигнала, отворяет её, почтительно склоняясь. Ступени. Коридор. И вот уже позолоченные двери бального зала, которые слуги распахивают передо мной.
Музыка стихает, когда глашатай собирается объявить моё имя. В зале наступает та самая короткая пауза, положенная по этикету. Танцующие оборачиваются, веера на миг замирают. Кто-то из мужчин приподнимается, чтобы разглядеть лучше, дамы обмениваются быстрыми взглядами.
И в эту тишину звучит протяжный голос глашатая:
— Лиора Аэлина Таль, хозяйка Четырнадцатого региона!
Взгляды чистокровок прожигают, скользят по лицу, плечам, символу Таль, вышитому серебром на груди. Это пощёчина всему высшему свету — явиться сюда в знаках рода, который когда-то уничтожал драконов.
Уже вижу, как они перешёптываются за веерами. Но ни одна ядовитая усмешка не появляется открыто.