Интеграция - Анна Ледова
Римми от возмущения широко раскрыла рот и округлила глаза.
– Да как вы смеете? Нет, это уж слишком, господин Мортестиг, – только из ревности обвинять человека чёрт знает в чём! Это оскорбление – даже предположить, что такой выдающийся человек может являться какой-то там тварью… У вас нет доказательств!
– Вот об этом мы с Вейстленом и говорили, – вздохнул нейр. – С доказательствами или без, а раскола не избежать. А самое страшное, что начнётся он в наших собственных рядах. Потому что Бертла, похоже, зацепило не меньше вашего…
Римми ещё немного повозмущалась для вида, отчаянно зевая от усталости, но беспрекословно легла в единственной свободной комнате наверху – спальне самого нейра. Но нет же, ещё хватило силёнок демонстративно огородить кровать посередине лезвиями Сармы, направленными на половину нейра.
Будто не ночевала на этой неделе в ней уже дважды, не возражая против невинных объятий патрона. Поняла, наконец, их эффективность. А то выкладывается на этой расчистке так же, как делает всё остальное – живёт, чувствует – полностью, без остатка, от всей души. Заснула она мгновенно, но Александр сверху наложил ещё заклятьесладкого сна, чтобы за оставшуюся пару часов отдых магички точно ничто не потревожило.
Сам же выложил на прикроватный столик бумажник, записную книжку, снял часы и украшения, и расположился рядом в кресле. Глаза быстро приспособились к темноте. Светать начнёт только через час, ближе к семи утра. Хотя даже рассветы сейчас неубедительные; уже начало октября, и небо в Эбендорфе надолго затянула беспросветная осенняя хмарь.
Гость не заставил себя ждать.
Беспрепятственно прошёл сквозь трёхуровневую защиту, сплетённую высшим магом. Кстати, в особняке напротив защита тоже была неплоха – с ловушками, сигналками, с добавленными исключениями на запрет доступа для проживающих в нём хозяев и слуг. Александру польстило, что и его личность была внесена в исключения. Римми использовала для распознавания шилькетовый платок нейра, закопанный у порога. А ведь действительно умеет, когда хочет. Не то что эти демонстративные лезвия Сармы, которые растаяли сразу же, как только Римми заснула.
Дверь отворилась бесшумно, и невысокий силуэт на цыпочках скользнул к столику. Как только тонкие пальцы сцапали приманку, Александр перехватил руку. Мальчонка свистяще зашипел, ощерился мелкими острыми зубами и плюнул зелёным огнём, мгновенно перекидываясь в дракка. Александр и сам чуть не зашипел от боли, но удержал извивающуюся тварь, крепко тряхнул её, и резким движением переломал крылья у самого основания.
Звук вышел сухой и шероховатый, как будто сломали высохший хлебец. Тварь взвизгнула на таких высоких нотах, что звук в какой-то момент перестал быть слышимым, лишь отдавался болью в висках. В оскаленную пасть Александр сунул выроненный дракком вожделенный квадратик с клевером и выбросил тварь из окна.
Может, это и впрямь было не по-джентльменски: дать распалённой даме обещание и не сдержать его.
А ведь такой многообещающий ужин намечался. Пока его не испортил своей глупой ревностью Бертл, заявившийся в ресторан через две минуты после того, как Александр задвинул стул за госпожой Хайтвер, огладив попутно основание её груди сбоку. А разве не за этим госпожа Хайтвер откинулась на спинку, демонстрируя ему сверху соблазнительный вырез?
Чувственности госпожи Хайтвер и на двоих хватило бы, но к таким экспериментам Александр не был готов. Точно не с эмпатом Бертлом, пусть и неопытным ещё в менталистике. К тому же истинный объект страсти профессора лежал на столе со стороны Мортестига, а уж это Александр считал с первого взгляда. Хотел лишь получить подтверждение сегодня.
Сначала ему это показалось манией, неким психическим расстройством. О, в иномирных книжках по сексуальной психологии даже был крайне интересный раздел под названием «фетишизм». Александр, одобрительно хмыкнув, выявил у себя с десяток этих якобы «отклонений» и с любопытством прочитал ещё о нескольких, сделав в голове пометку опробовать.
Так что решив, что несостоявшийся ужин не стоит обещанной платы, Александр извинился, забрал клевер со стола, изящно увернулся от просвистевших в воздухе длинных ногтей взбешённой госпожи Хайтвер и покинул ресторан. Пусть теперь Бертл расплачивается. Сам виноват, разумно счёл на тот момент Мортестиг. Хотя что-то в поведении коновала и отдавало фальшью.
При всём его плебейском воспитании надо отдать Бертлу должное: за всё время их знакомства он проявил себя как честный человек и умелый лекарь, а те по умолчанию не склонны к глупостям. Да, может, умом не блещет и ему не хватает манер… Но даже Римми он не защищал так яростно, как сейчас отстаивал своё право на течную самку. Это насторожило. Александр даже наскоро «прощупал» Бертла, но не обнаружил на нем приворотного заклятья или последствий зелья.
А после ночных разговоров с полковником понял: это другое. Бертл немного не в себе. Как не в себе и Римми, которая лишь мельком упомянула о том, что её посреди ночи поднял с кровати ментальный зов и заставил уйти вглубь отравленного Абендира. Где она чуть не стала добровольной пищей для осмелевших дракков и давно уже не чувствующих страха – лишь голод – обитателей мёртвого города. Нет же, вместо этого Римми восторженно и взахлёб рассказывала о неком господине Рое…
Со вторым официальным послом Северной Фларингии ему довелось познакомиться накануне, на всё той же аудиенции у папеньки. Император опасался предательства от Высшего совета нейров, которые непременно встанут на сторону Альянса, видя в этом политическом образовании своё естественное развитие, беря за пример историю того мира, где не осталось места для первого среди равных.
Уния, объединившая в том мире почти все государства континента, в триумвирате Северной Фларингии была традиционно слаба, так что папенька сделал ставку на третью силу, Био-30, заключив с ними отдельное соглашение.
Сам Александр не доверял никому из триумвирата. Разве что Вейстлену, но отделял его личность от Альянса, на который старик работал. Но императору разве объяснишь… Слово нейра Мортестига, как и прежде, не стоило ничего ни во дворце, ни в Высшем совете нейров. Он ширма. Посол, лицо, медийный образ. Ах, как же папенька, поди, был расстроен, когда от Северной Фларингии был назначен уже четвёртый посол, а презренный бастард – первый и единственный от империи Флоринге-Ратенволь – всё никак не желал сдохнуть от иномирных опасностей.
Александру было всё равно. Он просто
