Победа для двоих - Анастасия Коскова

— Ради моего блага⁈ — я горько усмехнулась, запрокидывая голову, чтобы продолжать смотреть ему в лицо. — Дядя Клаус, ты хочешь выдать меня замуж за старика, которого я видеть не могу, и называешь это благом⁈ Ты хочешь лишить меня свободы и права выбора и говоришь, что заботишься обо мне⁈

Я чувствовала, как внутри все кипит от гнева и обиды. Все годы подавленного страха и разочарования выплескивались наружу. Кажется, даже если бы я хотела замолчать — я бы не смогла.

* * *

— Ради моего блага⁈ — я горько усмехнулась, запрокидывая голову, чтобы продолжать смотреть ему в лицо. — Дядя Клаус, ты хочешь выдать меня замуж за старика, которого я видеть не могу, и называешь это благом⁈ Ты хочешь лишить меня свободы и права выбора и говоришь, что заботишься обо мне⁈

Я чувствовала, как внутри все кипит от гнева и обиды. Все годы подавленного страха и разочарования выплескивались наружу. Кажется, даже если бы я хотела замолчать — я бы не смогла.

— Это ты не понимаешь! Единственное, ради чего я хотела участвовать в Турнире, это деньги! Нет, молчи! — прервала я его, когда он скривился и попытался ответить. — Ты сам загнал меня в эту ситуацию! Я боялась, что ты заберешь меня из Академии. Скажешь, неправильно боялась? Молчи, говорю! Это риторический вопрос!

Меня трясло от эмоций, трясло от вырывающейся наружу правды и как же меня трясло оттого, что дядя продолжал привычно возвышаться надо мной!

Непослушными руками я скинула с себя одеяла и, продолжая говорить, придерживаясь за стенку, встала прямо ногами на кровать, чтобы быть с дядей одного роста.

— Ты всегда говорил, что я должна выйти замуж и быть обеспеченной. Так? Но что, если я не хочу ни того ни другого? Что, если я хочу сама зарабатывать себе на жизнь⁈ Что, если я хочу быть независимой⁈

Я замолчала, переводя дыхание. Дядя тоже молчал, словно оглушенный и от моих слов, и от действий. И это молчание почему-то давало мне сил. С каждым словом моя уверенность будто бы росла.

— Дядя Клаус, я знаю, ты считаешь, что магия — это не женское дело. Что я должна сидеть дома и вышивать крестиком. Но я люблю магию! Я хочу изучать ее, развиваться, создавать что-то новое! И я это сделаю, дядя! Даже если ты будешь против! — сжав руку в кулак, я не сильно стукнула ей по стене, как недавно дядя. — Ты обо мне совершенно ничего не знаешь. Вместе с другом я придумала новый артефакт. Мы посчитали прибыль, нашли инвестора… Да дядя, мы сами это сделали! Может, я бы и не поехала на Турнир, но прибыль с продажи артефакта мы сможем получить только через несколько лет. Мне нужен был этот приз, чтобы получить от тебя независимость!

Он смотрел на меня и продолжал молчать. Теперь не потому, что я его просила. Нет. Я знала, он молчал, потому что хотел меня услышать и это знание… окрыляло.

Никогда раньше я не чувствовала в себе столько сил и уверенности. Никогда не могла позволить себе сказать то, что говорила сейчас, и я говорила и говорила.

— Я могла бы сбежать, дядя, — понизив голос, призналась ему. — Я думала об этом. Правда, думала. Затеряться в Варласе. Что может быть сложного? Я могла бы начать все с чистого листа. Не слышать твоих указаний. Действовать так, как захочу… Через два года я бы даже прибыль с артефактов начала получать, понимаешь? — я тонко улыбнулась, позволяя понять: вовсе не возможная прибыль от изобретения удержала меня от побега. — Но я тут. Знаешь, почему?

Я с силой прикусила губу, давая ему сейчас возможность ответить. Даже возможность все испортить и обесценить мои слова, если захочет… Но он этого не сделал.

Уставшие серые глаза смотрели цепко, будто в первый раз.

— Почему, Катарина? — послушно произнес он то, что я больше всего хотела от него услышать.

Не ответ. Не показ того, что он все знает. А вопрос. Вопрос, означающий, что он действительно интересуется моим мнением.

И услышав его, внутри все заликовало.

Мое признание получился куда тише, чем обвинения. Наверное, так оно обычно и бывает.

— Потому что я люблю тебя, дядя… Да, ты меня раздражаешь, ты меня злишь, ты меня душишь своей опекой, но я все равно люблю тебя. И я не хочу тебя бросать.

Я видела, как меняется выражение его лица. От удивления к смятению, от смятения к… любви?

— Но я больше не буду молчать. Не смогу и не захочу, — подвела я итог, чувствуя, как слезы подступают к глазам. — Я буду говорить, я буду спорить, я буду бороться за свою свободу. И я надеюсь, что ты, хотя бы однажды, перестанешь видеть во мне маленькую девочку и начнешь воспринимать меня как личность.

Я замолчала, ожидая его ответа. Тишина в комнате казалась оглушительной. Я боялась даже дышать, опасаясь разрушить хрупкий момент понимания.

Дядя долго молчал, сверля меня взглядом, словно пытаясь разглядеть что-то, скрытое глубоко внутри. В глазах его по-прежнему плескалась тревога, но теперь к ней примешалась и какая-то… растерянность?

— Ты… удивила меня, Катарина, — наконец произнес он, и голос его звучал глухо и как-то устало. — Я и представить себе не мог, что в тебе столько… силы. Сейчас ты так похожа на свою мать…

Я сглотнула. Дядя нечасто упоминал свою сестру — слишком болезненными были воспоминания. Но и теперь, едва слова сорвались с его губ, он отвернулся, подошел к окну и, ухватившись за край портьеры, невидящим взглядом уставился на улицу.

— Возможно, я действительно был слишком строг с тобой. Возможно, я не давал тебе возможности проявить себя. Возможно… я ошибался, выбрав такой способ твоего воспитания.

Он помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом повернулся ко мне, и в его глазах я увидела такую тоску, что сердце болезненно сжалось.

— Но, Катарина, пойми… У меня не так много времени, чтобы понять, действительно ли ты сможешь позаботиться о себе. Ты говоришь о двух годах… Но я… Я не уверен, что у меня есть эти два года.

Дядя отвел глаза, а внутри меня все замерло. Словно в первый раз я увидела, как его бледное