Пироженку? Ваше Снежейшество! - Татьяна Гуськова

— Нет.

— А как же тогда пирожные? Сходить завтра, сказать, что не будет больше?

— Почему не будет. Будут пирожные.

— Но…

— Тинора, пирожные будут!

— Как скажете, как скажете.

День прошел в каком-то мареве. Но пирожные я все же приготовила. Триста штук не смогла, всего сто пятьдесят. Придется сластенам завтра ограничиться таким количеством. Тщательно заперла шкаф, на всякий случай еще обмотала крючок веревкой, и отправилась в свою комнату. Сил у меня больше не было.

Заперев дверь, я добрела до кровати и свалилась на нее. Долго просто лежала с закрытыми глазами, прокручивала то, что было сегодня. Что-то я верно сказала Эрвилу, а что-то можно было сказать и по-другому. И вести себя надо поспокойнее, а то, действительно, неподобающее поведение. Не только для благородной дамы, но и для любой дамы.

Перед глазами снова всплыли строчки из письма Эрвила. Самозванка! А ведь он почти признался мне в любви сегодня, когда говорил, что боится, что жребий не выберет меня. Или это от того, что тогда ему придется искать где-то настоящую Айдиру? Как сложно все! Я закрыла лицо руками.

— Праматерь! Я знаю, что ты где-то там растворилась в бесконечной вселенной, но может, ты меня услышишь⁈ Почему тут у вас все так сложно? Почему я не могу просто быть с тем человеком, которого полюбила? Что со мной будет, если жребий меня не выберет? Почему я всем какая-то не такая, почему я всем не подхожу! И как могут целому главе рода повредить какие-то пироженки⁈ Почему я должна отказываться от любимого дела?

Под конец этой речи мне стало так себя жалко, что я снова горько заплакала. И плакала, пока не уснула.

Долго снилась какая-то муть: то какие-то абстрактные кошмары, то обрывки моего разговора с Эрвилом, то какие-то хорьки, вскрывающие уличный холодильный шкаф.

Но потом видения перестали мелькать, и я поняла, что смотрю сверху на двухспальную кровать. На ней лежали двое. Это был первый раз, когда я смотрела не глазами моего бывшего тела, а со стороны. Айдира и сосед, имени которого я не знала, лежали на боку лицом друг к другу и разговаривали. И в этот раз видно было четко, без дымки, и я слышала все, что они говорили.

— Если ты хочешь, я сменю работу, — говорил сосед.

— Зачем? — Айдира протянула руку и убрала прядь волос со щеки мужа.

Виднелся край подола пышного белого платья, лежащего в стороне, видно, они поженились только сегодня, а сейчас была первая брачная ночь, в которую супруги не нашли ничего лучше, чем просто поговорить. Впрочем, они так трепетно смотрели друг на друга, Айдира с такой нежностью коснулась его щеки.

Сосед хмыкнул.

— Твоему отцу не нравится моя работа. Он считает не серьезным то, что я работаю дома. Если ты хочешь, я устроюсь официально и буду ходить на работу в какой-нибудь офис?

Ну-ну, моему отцу все, что не связано с физическим трудом — не серьезно.

Айдира подвинулась ближе к мужу.

— Не надо. Если тебе нравится то, что ты делаешь и как, то делай, а я тебя буду поддерживать. Всегда.

Они принялись целоваться. Я думала видение пропадет, но вот они прервались и разговор продолжился:

— Твоя мама говорила, что ты тоже всегда хотела работать на дому. Выпекать торты на заказ. Если хочешь, то мы оборудуем тебе кухню, когда переедем в квартиру побольше.

Айдира нахмурилась.

— Ты же знаешь, что я ничего не помню из своего прошлого. Я совсем не помню, как печь эти торты, и почему хотела этим заниматься.

— А чем ты хотела бы заниматься?

— Пока не знаю. Пока я буду ждать нашего малыша, устраивать быт, потом буду заботиться о нем, пока он слишком маленький. А потом, может, придумаю что-нибудь.

— Хорошо. Но знай, что я тебя всегда во всем поддержу, чтобы ты ни делала.

Я внезапно, как от толчка, проснулась и поняла, что больше никогда не увижу Айдиру во сне. Сердце кольнуло сожаление, ведь и родителей, получается, я тоже не увижу. Мне стало очень тоскливо. Я лежала и думала про родителей. Все же хорошо, что у них есть хоть какая-то замена, а скоро и внук будет или внучка. А я? Придется как-то пережить это. Я буду знать, что они живут, просто где-то далеко. Невольно вырвался всхлип.

Нет! Хватит плакать! Я села так резко, что голова закружилась, пришлось вцепиться в кровать, чтобы не упасть.

Было еще что-то, что я услышала во сне. Новобрачные обещали поддерживать друг друга. Не только она, но и он. Оба. И он был готов пожертвовать работой и привычками, чтобы ей было комфортно. А я? Эрвил не сможет перестать быть главой рода. Но раз уж ему так не угодило, что я готовлю пирожные на продажу, то ведь можно просто делать их для себя. Или даже дарить кому-то собственноручно приготовленные торты. Ради простого каприза Кирилла я бросила заниматься кондитеркой, а здесь уперлась, как ослица. А ведь у Эрвила это не каприз, он считает, что пироженки, точнее то, что их продает его жена, угрожают безопасности всех земель рода льда.

Я твердо решила больше не печь пирожных, но Тиноре велела отнести те, что были уже готовы. Чтобы унять зуд, приготовила к обеду несколько больших творожных кексов, на всех.

А потом тетушки мои вернулись, вернулись с деньгами, свежими продуктами, передали, как их благодарили за пирожные. И мои руки машинально замесили тесто для капкейков. И я малодушно решила, вот будет жребий, тогда будет понятно, бросать мне выпечку или нет. Вдруг он выберет не меня, тогда я буду дальше печь, чтобы обеспечить себя. Удастся ли мне уговорить Эрвила разрешить немного пожить в этом доме, когда я перестану быть его женой?

День тек за днем, одинаковые, как бусины. Я вставала утром, днем старалась максимально себя занять, чтобы не думать про Эрвила. Готовила, пекла, убирала, даже чистила снег во дворе, из-за чего разругалась с Мелем, который пытался не дать мне это сделать. Чтобы вечером упасть в кровать и сразу уснуть. Это удавалось не всегда. И тогда я могла лежать почти всю ночь и думать, думать, думать…

От Эрвила не было ни одной весточки. Надо было бы написать самой, но я не могла себя заставить. Чего душу рвать, ведь пока ничего не известно. Наверное, мой пока муж