Жениться по любви - Бок, Хильдур
Жрица произнесла краткую проповедь, Георг и Ферр надели на новобрачных браслеты. Георг из каких-то закромов вытащил потемневшие от времени плоские серебряные цепочки с бледно-голубыми глазками, и оба они с Ламбертом ждали, что Ферр мелочиться не станет и купит для брачного обряда что-то золотое и при этом массивное. Ну… теперь уже тесть и правда мелочиться не стал, защёлкнув на запястьях Ламберта набранные из гранёных пластин матово-чёрные, не то что без блеска, а словно бы выпивающие свет браслеты; ничем они не были украшены, только посередине каждой пластины тлеющими углями рдели руны. Не золото — аспидная сталь. Георг, не сдержавшись, присвистнул, Ламберт только молча покрутил головой. Стоил аспидный браслет, конечно, дешевле, чем золотой того же веса, да только руку в нём смело можно было подставлять под орочий скимитар. Наверняка ещё и руны придавали браслету какие-то дополнительные свойства. Сейчас об этом спрашивать было не время, конечно, но спросить стоило.
А дальше праздник покатился своим чередом, и Ламберту как его главному виновнику нечеловеческих усилий стоило беседовать с гостями терпеливо и вежливо. Потому что почти половина гостей была выбором барона и его младшего брата страшно разочарована, а половина тех, кто этот брак всё-таки одобрял, интересовался, правда ли это — про десять тысяч наличными, и выражал уверенность, что с таких жирненьких барашков надо бы ещё настричь шерсти. Нет, хватало, конечно, и нормальных людей с нормальными поздравлениями, но им и не хотелось дать в морду, а потом пинками выставить вон, приговаривая: «Вас спросить забыли!» Особенно злобствовали, понятно, женщины. Особенно — девицы и матушки с дочками на выданье. Им не нравилось в Елене всё, от платья до манеры держаться. «Немолодой и некрасивой вдове из черни, хоть сто тысяч она принеси в приданое, следовало бы помнить своё место», — жужжал этот осиный хор. Ламберт, честно говоря, опасался, что его супруга не выдержит и либо расплачется на обидные слова, либо, не сдержавшись, ответит так, что вся эта свора взвоет и потребует, чтобы он поучил свою жену вежливости. Вот прямо здесь и сейчас, и желательно кнутом.
Однако Елена Ферр, ныне законная супруга сира Ламберта из Волчьей Пущи, на большинство ехидных или гневных замечаний только улыбалась с бесившей возмущённых гостий снисходительностью, а если и отвечала, то так, что кузины и тётушки только глазами хлопали, соображая, вот это их сейчас оскорбили или всё-таки нет?
«И сбежать завтра с самого утра не получится, — с тоской подумал Ламберт. — Придётся всю эту ораву выпроваживать… ну то есть, провожать». Впрочем, у молодых было преимущество перед прочими хозяевами: их в конце концов отправили подтверждать брак, когда гости покидать застолье ещё и не думали.
***
Ох, она даже за станком так не уставала или сводя годовой баланс — настоящий и для налоговых сборщиков. Хорошо, хоть с Катериной договорилась заранее, что та на два дня заберёт из замка свою дочку (мало ли кто из пьяных гостей наткнётся на ребёнка и что при этом скажет или сделает) и заодно прихватит из храма Тео с Мелиссой сразу после церемонии. Детям было обещано, что они побывают на обыкновенной, не как у Меллеров, без всяких гномьих механизмов, мельнице, а отец собирался забрать их вечером, едва сумеет вырваться из-за праздничного стола, где обязан был присутствовать как невестин глава семьи.
— Да зачем, ваша милость? — удивилась-возмутилась Катерина. — Вот выдумали тоже — в потёмках детей таскать по нашим-то местам! Не накормлю, что ли, и не найду, где постелить?
Маленькие авантюристы на два голоса поддержали её, потребовав разрешения переночевать на мельнице. Елена, чуть помедлив, кивнула. Действительно, репутация у Волчьей Пущи была не очень, и даже двое наёмников, приставленных к детям, не были гарантией, что те благополучно вернутся поздним вечером с мельницы в трактир. Пусть ночуют у мельника все четверо. Не слушая возмущённых возражений Катерины, что уж разок-то другой накормят они двоих мужиков, Елена всё-таки сунула ей в руку серебряную монету. На «Купишь Герте на зиму тёплые сапожки» Катерина ничего возразить не смогла, только нахмурилась, задумавшись о чём-то. Хитрая моська Мелисса тут же назвала мельничиху «тётушкой» и погладила её по руке, та умилилась и принялась тискать мелкую манипуляторшу, как котёнка, восхищаясь всем подряд: и глазками, и платьицем, и речью «как у большой».
Так что одной головной болью меньше — дети под присмотром, и не в замке, полном подвыпивших мужчин и злых на новобрачную женщин, а у простой, возможно, не очень умной, но доброй и решительной девушки. Заодно с как бы сводной сестрицей познакомятся в очень… неофициальной обстановке. Может быть, даже понравятся друг другу. Всё-таки у Мелиссы ближайшее окружение — сплошные мальчишки, ни одной девочки в ровесниках…
Она машинально выдирала серебристый шнурок из двух сплошных рядов навесных петелек — мантикоры бы сожрали изувера, придумавшего такую застёжку! Супруг уже снял явно раздражавший его, откровенно тесноватый старомодный камзол с серебряными пряжками (не отцовский ли ещё?), разулся и с болезненным облегчением шевелил пальцами ног, освобождённых из коротких сапог с пыточно-узкими носами, да ещё и толком не разношенных. «Вообще-то, — думала Елена, стараясь не замечать запаха, неизбежного, когда ходишь в закрытой обуви с рассвета и до заката, — нам обоим весьма не мешало бы помыться, но вряд ли у здешней прислуги, замотанной приготовлениями к торжеству, нашлось время, чтобы нагреть воды не только для уборки, но и для умывания. Ладно, не смертельно». На рукавах шнурки достаточно было просто расслабить у запястий, и она наконец выбралась из платья, а сорочка вовсе не имела никакой застёжки, да и всё остальное было очень дорогим, мягким, лёгким и гладким, но простым, без извращений вроде целой гребёнки мелких крючков.
— Я думал, вы попросите свечи задуть, — насмешливо заметил сир Ламберт, тоже после краткой передышки продолживший раздеваться. Он, правда, для этого даже не вставал — устал, бедняжка. Впрочем, судя по тому, как он смотрел на новобрачную, не настолько устал, чтобы отложить консуммацию.
