Саймон (СИ) - Анна Есина
Кире, чья храбрость спасла Ангелу, предстояло пройти через месяцы мучительного лечения. Её тело, израненное и истощённое, боролось с гниющими ранами. Врачи прикладывали все усилия, чтобы спасти её, и постепенно жизнь возвращалась в измученное тело.
День битвы с преисподней навсегда остался в памяти выживших как день великого мужества и самопожертвования. В анналах истории он был отмечен как пример того, как свет может победить тьму. Имена павших — дриады Лиры, змея Горыныча и других героев — стали символом надежды для будущих поколений.
Их подвиг, запечатлённый в камне и металле, в песнях и сказаниях, напоминал всем живущим о том, что даже в самые тёмные времена есть место для света, и что истинная сила заключается не в могуществе, а в готовности пожертвовать собой ради других.
Эпилог
В больничной палате на белоснежной койке лежала Кира. Белокурые локоны разметались по подушке, а тонкие черты лица, несмотря на болезненную бледность, сохраняли неземную красоту. Лёгкое дыхание едва заметно колыхало прядь волос, упавшую на щёку.
Тело было полностью завёрнуто в пропитанные целебными мазями бинты. Жёлтые пятна на повязках свидетельствовали о тяжёлой борьбе с ядом адских гончих, а сквозь ткань проступали тёмные следы от укусов. Каждый сантиметр кожи хранил следы битвы — глубокие раны и отметины от клыков, которые могли бы стать смертельными без своевременного лечения. Врачи знали: кровь и слюна демонических существ — настоящий эликсир смерти, способный превратить восстановление в многолетний кошмар.
В углу комнаты, словно измождённый путник, скорчился в кресле Игнат. Его некогда безупречный облик теперь напоминал дикаря с далёких островов: небритый, с длинными спутанными волосами цвета червонного золота, в мятой одежде. Тёмные круги под глазами от бессонных ночей выдавали его страдания.
Мятая футболка и несвежие джинсы контрастировали с образом сильного лидера, к которому все привыкли. Но сейчас для него не существовало ничего, кроме хрупкой фигуры на койке. Время здесь текло иначе — медленно, тягуче, словно патока. Каждая минута казалась вечностью, каждый вздох — драгоценным подарком судьбы.
Древний вампир не отходил от постели больной луминарии, забывая о еде и сне, превратившись в преданного стража. Его взгляд, полный тревоги и любви, не отрывался от её лица даже во сне. В нём читалась вся глубина чувств, вся сила преданности.
В воздухе витал сложный аромат: запах лекарств смешивался с терпким запахом целебных мазей и едва уловимым ароматом цветов. Слабый шум медицинской аппаратуры создавал фон для этой драмы. На столике рядом с кроватью стояли букеты, принесённые друзьями и соратниками. Их яркие краски — алые розы, белоснежные лилии, голубые ирисы — контрастировали с серостью помещения.
Каждый шорох, каждый звук казался значимым. Тихое пиканье кардиографа, едва слышный шум за окном, дыхание — всё сливалось в единую симфонию ожидания. Надежда на то, что однажды глаза откроются, и всё вернётся на круги своя. Но пока мир сузился до размеров палаты, где каждая секунда без неё становилась невыносимой мукой.
В один из таких дней в палату заглянули Семён и Геля.
Семён являл собой воплощение античного бога войны: красив, мускулист, с идеальной осанкой, светлые, как у сестры волосы небрежно падали на лоб. Пирсинг в носу и тоннели в ушах добавляли его образу нотку шарма, а татуировки, покрывающие всё тело, делали его исключительным в своём роде вампиром из породы бунтарей. Правда, правая рука, заключённая в белоснежный гипс и подвешенная на перевязь, немного портила безупречный образ, и в то же время подчёркивала его мужественность.
Геля — полная противоположность своего избранника. Мягкие черты лица, обрамлённые каштановыми локонами, излучали тепло и доброту. Сияющие карие глаза и искренняя улыбка делали её похожей на солнышко в пасмурный день. Пухлые щёчки розовели от волнения, а руки слегка дрожали от предвкушения. Она почему-то была уверена, что именно сегодня Кира очнётся, хотя и не делилась этими мыслями с вампирами.
— Эй, приятель, не помер ещё от скуки? — с ухмылкой произнёс Семён.
Игнат поднял усталый взгляд, в глазах плескался океан безысходности:
— Лучше бы помер.
Геля мягко положила руку ему на плечо:
— Ну-ну, не драматизируй. Мы же обещали, что всё будет хорошо. Помнишь?
Семён, прихрамывая и слегка морщась от боли, приблизился к кровати:
— Слушай, а знаешь, что самое смешное? Я теперь как настоящий супергерой — с повязкой и всем прочим. И точно теперь могу рассчитывать на пожизненную пенсию от работодателя! Ведь правда же? — он с надеждой посмотрел на Игната.
Древний вампир слабо улыбнулся, впервые за долгое время его лицо озарилось светом:
— Очень смешно. Перечислю все премиальные на твой счёт в трехлитровой банке.
Геля, заметив, как дрожат ресницы Киры, затаила дыхание:
— Ш-ш-ш, ребята, кажется, наша спящая красавица просыпается.
В палате воцарилась мёртвая тишина. Все трое замерли, не отрывая взгляда от лица девушки. Их сердца бились в унисон, словно пытаясь передать свою силу страдалице.
Глаза Киры медленно открылись. Сначала она не понимала, где находится, её взгляд был затуманен, но постепенно она сфокусировалась на склонившихся над ней посетителях. Губы едва заметно задрожали:
— Игнат…
Лицо главврача озарилось такой радостью, что казалось, будто солнце наконец-то заглянуло в палату, расположенную в тридцати метрах под землёй.
— Кира! Очнулась! Я знал, я верил…
Семён, не скрывая слёз, хлопнул себя по лбу:
— Вот это да! Родной брат-близнец пришёл навестить, а она первым делом о мужике своём вспоминает! Я с вас шизею, дорогая мадемуазель Самсонова!
— Уткнись, пиявка, сто лет бы твою рожу слащавую не видела, — очень неубедительно изобразила она ненависть и осторожно приподняла руку, словно желая подозвать братца. Он наклонился и подставил шею под её объятия. — Люблю тебя, пакость кровососущая.
— И я тебя, стерва, до жути люблю, — на сей раз вполне искренне ответил Семён. Затем выпутался из цепких рук близняшки и бодро возвестил, — я же говорил — наша девочка сильная! Сильнее всех демонов вместе взятых!
Геля, вытирая слёзы радости, добавила:
— Добро пожаловать обратно, дорогая! Мы так волновались, каждую минуту думали о тебе. И спасибо, что спасла меня. Нас. Что спасла нас обеих.
Игнат осторожно взял руку Киры, голос дрожал от переполнявших чувств:
— Ты нас всех так напугала… Но теперь всё будет хорошо.
— Ещё одна пиявка на мою голову, — Кира якобы разозлилась,
