Пораженные - Р. Д. Бейкер

Я разворачиваю ее, опускаясь на колени, не заботясь о том, что земля пропитана грязью, что дождь льет на нас обоих или что шторм уже совсем близко. Она вскрикивает от удивления, когда я закидываю ее ноги себе на плечи, зарываясь ртом в ее набухшую, жаждущую киску.

— Сайлас, — стонет она. — Черт, черт. О боже.

Темная тварь внутри меня обнажает зубы, рыча от дикого восторга, потому что ни один мужчина никогда не пробовал этого. Ни один мужчина никогда не сосал этот клитор губами и не слышал этих прекрасных гребаных стонов, эхом отдающихся в ушах. Дураки они все.

Но слава богу, потому что теперь это принадлежит мне. Эта сладкая киска моя. Я погружаю свой язык в нее, возвращая его к ее клитору, и Джульетта шипит мое имя. Ее руки перебирают мои волосы, когда она дрожит. Оргазм, в котором она так отчаянно нуждается, так близок, что я могу ощутить его вкус. Она такая чертовски мокрая. Ей нужно кончить прямо мне на лицо.

Но мне нужно кое-что еще. Мне нужно, чтобы моя маленькая грязная куколка кончила сильнее, чем когда-либо в своей жизни, и ей нужно сделать это с моим членом, погруженным в нее. Красная дымка теперь такая сильная, что я едва могу видеть, пробуя ее на вкус, когда малышка начинает дрожать и стонать. Как раз в тот момент, когда она собирается перевалить через этот край, когда ее возбуждение начинает стекать по моему подбородку, я останавливаюсь, и она вцепляется ногтями в мой затылок, пытаясь вернуть мой рот обратно к своей киске.

— Не останавливайся, не останавливайся! — она почти рыдает.

Я прижимаю ее к дереву, поднимаюсь на ноги и спускаю брюки ровно настолько, чтобы освободить свой член. Я погружаюсь в нее одним резким движением. Ее крики прерываются, когда она кончает, дрожа и громко постанывая, когда над головой гремит гром. На вкус она как страх, и любовь, и секс, и грех, горячая и сладкая, согревающая мое горло и вены, когда она проникает в меня.

Я продолжаю упиваться ею, пока трахаю ее, пока белый жар, вспыхивающий у основания моего позвоночника, пронзает меня насквозь, и ее ногти впиваются мне в спину, когда я наполняю ее киску своим освобождением. Когда ее кровь стекает по моему горлу, зверь внутри меня замолкает, насытившись.

Сквозь мое тяжелое дыхание, сквозь дождь, охлаждающий мой затылок, и длинные движения моего языка, когда я слизываю ее кровь, туман рассеивается.

И я впадаю в панику.

Я мгновенно отстраняюсь, и она прижимается ко мне. Черт. Я потерял контроль. Я укусил ее, как только кончил.

Что, черт возьми, я наделал?

— Джульетта? — я хватаю ее за подбородок руками, запрокидываю ее голову, ожидая увидеть кровь, ожидая увидеть глаза, пустые от смерти.

Ты причинил ей боль. Ты разрушил ее. Ты монстр. Ты разрушаешь все.

Голос ядовито шепчет мне на ухо.

Но паника рассеивается, жужжащая чернота, застилающая мое зрение, проясняется. Я смотрю в пару серых глаз, на лицо, усыпанное веснушками, которые танцуют вокруг ее розовых губ, когда она вздыхает и улыбается мне. Ее рука поднимается, чтобы погладить меня по щеке.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

Я недоверчиво смотрю на нее.

— Я в порядке?

Она кивает.

— Ты застрелил того парня, а потом ты вроде как, не знаю, сошел с ума?

Я ставлю ее на ноги, и она шатается, упираясь руками мне в грудь.

— Это была жажда крови, иногда убийство может привести к такому результату.

Она слегка вздыхает.

— Ну, типа, ты хочешь за кем-нибудь поохотиться?

— Что-то в этом роде. Я…мне жаль. Я не хотел тебя напугать.

— О, ты меня не напугал, — говорит она, пристально глядя на меня. — Ты просто немного удивил меня, вот и все.

Эта девушка. Я рассматриваю ее с отвисшей челюстью на мгновение, прежде чем подхватить на руки. Я прижимаю ее к себе, упиваясь ее ароматом, вкусом ее крови, которая жужжит у меня на языке. Я не могу удержаться от смеха. К ней пристает вампир в разгар приступа жажды крови, а моя грешная, грязная девчонка просто удивлена. Я запрокидываю ее голову и целую.

Моя девочка. Моя. Моя. Моя.

Она хихикает мне в губы и облизывает свои собственные, отстраняясь от меня.

— Я могу попробовать себя на вкус, — говорит она, и ее глаза сверкают от всей той грязи, которую так хорошо скрывает ее ангельская внешность.

Над нами начинает завывать ветер, и громкий раскат грома напоминает мне, что нам нужно вернуться в лагерь как можно быстрее.

— Пошли, надвигается гроза. Пошли.

— Что насчет парня? — Джульетта спрашивает, поправляя одежду. — Мы просто оставим тело?

Я на мгновение задумываюсь.

— Да, нет смысла тащить его обратно с нами.

Джульетта дрожит на обратном пути к грузовику, промокшая насквозь. Когда я держу ее дрожащее тело под мышкой, когда я вспоминаю пролетающие мимо нее пули, на меня давит еще одно бремя реальности. Опасность надвигается на нас со всех сторон. Как долго еще состав будет в безопасности?

Как долго еще я смогу оберегать ее от всего этого?

Когда грузовик везет нас обратно к территории комплекса, когда дождь барабанит по ветровому стеклу и проникает через выбитое окно, реальность обрушивается на меня, как это было миллион раз до этого — я понятия не имею, как все это остановить.

ГЛАВА 27

САЙЛАС

Андерсон смотрит на меня, приподняв брови и открыв рот.

— Гребаная Национальная гвардия саботирует нашу сигнализацию? — он откидывается на спинку своего скрипучего кожаного кресла, сложив пальцы домиком у рта. — И ты сказал, что там был только один из них?

— Да, к счастью, только один. Он выстрелил в нас, не раздумывая ни секунды.

Андерсон выдыхает, вздрагивая, когда над нами раздается раскат грома.

— Господи, эта буря. — его взгляд возвращается ко мне. — Что ты думаешь? Мы можем сохранить пакеты с кровью здесь в безопасности?

Я немного обдумываю свой ответ. Честно говоря, я не думаю, что мы сможем, я думаю, что мы в опасности. Я думаю, нам нужно переехать в Саванну, так как мы здесь слишком изолированы. Там, где когда-то пребывание в одиночестве считалось более безопасным, что делало нас менее привлекательной мишенью для атак Пораженных, сейчас все изменилось. Наши запасы оружия ограничены.

Но все, о чем я могу думать — это Джульетта. В таком большом поселении, как Саванна, как Бостон, я никогда ее не увижу. У нас не будет той свободы, которая есть здесь.

И