Черноокая печаль - Зарина Солнцева

Пока крепкие мужские ладони не сгребли меня в свои объятья, и меня окружил любимый запах мужа. Только почуяв его, я успокоилась и уснула.

Мой Третьяк.

Пришёл.

Новая книга по полюбившемуся вам миру уже скоро выйдет на . Как думаете, кто ее главные герои?

И не забывайте ставить звездочки и оставлять комментарии Черноокой печали . Для автора это очень важно.

Глава 26

— Ой... лю-лю-ли... лю-лли-ли-ли...

Войдя в дом, Мирон тут же напоролся на мелодичный голос Озары. Она напевала колыбельную, неспешно качая люльку вперед и обратно. Рука тут же перехватила стремительно подавшуюся тяжелую дверь, которая нет-нет да шлепнется об раму и разбудит кроху.

Успел.

И аккуратно, не создавая лишнего шума, прикрыл дверцу за собой, да вступил на порог. Стянул с ног кожаные сапоги, стряхнул с плеч плащ, повесив на торчащие рога оленя на стене. Беззвучный шаг и еще один.

Прислонившись плечом об деревянный угол стены, бер устало, но не скрывая удовольствия, рассматривал свою суженную.

Подумать только. Жена...

О подобном он даже в самых смелых мечтах не мог предположить. Она была его звездой. Обворожительно далекой. А теперь вот... сидит рядышком. В его тереме, на его ложе... качает люльку. А там довольно посапывает их дочь.

Надо же... дочь.

Пусть и не родная кровью. Но своя, что ли? С того момента, как увидел ее, тихо хныкающую в руках Озары. Ну как можно было отказаться от этого голубоглазого чуда?

И отнюдь не в том была загвостка, дабы привязать к себе жену покрепче. А дело в том, что Мирон верил не только в гнев богов, но и в их благославение.

В конце концов, кто знает, как бы все обернулось, не влюбись в свое время Третьяк в черноокую человечку.

Задумавшись, Мирон мысленно подытожил. Не будь в клане Наталки, не было сейчас этой колыбельной и тихого шепота счастья.

Ибо некому было бы петь колыбель и осветлять его жизнь. Озара бы сгинула с дитем в чреве, познав об изменах Милана. Маленькую Желанну никто бы не нашел в лесу, кроме лесного зверя, что загрыз бы крошку. А Мирона... очевидно, его ждала короткая, но славная доля погибшего воина. Он бы искал путь в Навь при каждом столкновении с врагом. И рано или поздно нашел бы свою смерть...

Да, своим тихим счастьем он был обязан близкому другу и его жене, что успела стать ему некровной сестрой.

И сейчас, глядя на то, как жена качает дочь, Мирон понимал, что впервые в своей жизни он не намерен молчать и бездействовать. Не ради себя, ради близкого друга и его любимой.

— Мирон? Ты пришел.

Нежное пение оборвалось на неловкое медведицы. Озара неловко встала с кровати, мимолетно поправив одеяльце на спящей в люльке девочке.

— Я ужин сготовила. — избегая его взгляда, как робкая, сопливая девчонка, шепнула Озара, проходя мимо него. — Оставила на печи. Небось еще теплое. Ребрышки в сметане и похлебка из пшена. Еще и квасу сейчас достану.

Она запорхала по кухне. Быстренько спустилась в погреб за квасом. Наложила ему еды, ложку дала. И Мирон мог бы и сам все это сделать, не тревожить Озару, но, присев за столом, позволил себе эту маленькую слабость. Чуять себя ее мужем. Пользоваться этим именем.

Конечно, он ее не тронул. И не тронет. Пока она сама...

Нет, из чувства долга Озара, как только их поженили и Желанна уснула, пришла, готовая отдаться ему.

Как и заверяно столетиями, совершая таинство между мужем и женой. Только это было не ее искренним желанием, а скорее благодарством. За то, что укрыл от позора. И признал найденыша своим дитем.

Такой близостиберу не хотелось. Да и Наталка тогда мимолетно шепнула ему оставить Озару на пару лун окрепнуть. Больно ей сейчас должно быть.

Да, Наталка... Он обязан ей многим. И ей, и Третьяку.

Молча ухватившись за ложку, Мирон стал есть. Быстро и размеренно, даже не глянув на рядом притаившуюся на лавке Озару.

— Благодарю.

Кивнул он, отправив в рот последнию ложку похлебки, запивая ее квасом. Медведица робко кивнула.

Они оба замолчали. Странным делом, вроде совсем недолго под одной крышей, но медведица чуяла настроение бера очень тонко. Вот как сейчас... К ее терзаниям и пережевыванием за неспокойные времена в клане и жизнь юной целительницы прибавилось еще и омрачненый лик Мирона.

Ее муж, как странно-то звучит. Но да, муж... Сейчас он хмурил лоб и, уперев подбородок в сложенные на стол руки, о чем-то мерковал.

— Что-то случилось, Мирон?

Тихо поинтересовалась она, внутренне сжимаясь. Она по привычке притаилась в ожидании ответа. Милан не любил, когда она лезла к нему с распросами. Все повторял раздраженно: «Не твоего бабьего ума дела». Но Мироха лишь тяжело вздохнул, помассировав лоб.

— Уже один старый месяц Третьяк с Наталкой у белых волкадаках. Члены клана скоро стребуют с Грома объяснение.

Озара досадливо прикусила нижнюю губу, понимая без объяснений, что грызет Мирона. Он побялся лишиться некровного брата в виде Третьяка. Да и сама Озара этого не хотела. Третьяк добрый бер, и жена у него — божий дар.

— А может, так оно и к лучшему... — аккуратно шепнула Озара и, сморозив, что сказала молодка, сглотнула, поспешив обьясниться: — Власта и остальные медведицы подальше от Наталке будут. Может, так боги ее берегут.

Впрочем, Мирон не разгневался и даже не шандарахнул кулаком по столу. Он лишь лениво усмехнулся, откинувшись на спинку стула.

— Я тоже так мерковал, когда ты замуж за другого вышла. И напрасно... Отбил бы тебя тогда у Милана, и не было бы этих десять зим мучения и боли. И у Желанны было бы орава старших братьев. Но я оставил, чтобы мою судьбу и судьбу моей любимой женщины решали другие.

— Мирон, я...

Обескураженная таким признанием Озара беспомощно хлопала ресницами. Как это, десять зим? Любимой женщина? Так он с ней не из жалости? Дети?

Но ничего молвить в ответ она не успела. Бер поднялся на ноги. Встал изо стола, мимолетно пройдясь губами по ее макушке.

— Иди спать, милая. Да дверь запри за мной. Пошел я.

С горем пополам придя в себя, Озара окликнула мужа уже на пороге. Затвилась около стены,