Миссия: соблазнить ректора - Ефимия Летова
Под пристальными взглядами слуг мы помыли руки в большом фаянсовом тазике, который нам принесли ещё две белоснежных верлады. Пять пар глаз внимательно следили, как мы с ректором синхронно вспениваем мыльную жидкость и растираем её в руках — это было похоже на некий таинственный, возможно, свадебный обряд каких-то иноземных жителей…
Мрак, почему в последнее время любые мои мысли стали сводиться к чему-то… такому?!
После омовения рук мы тщательно вытерли руки чистыми полотенцами — не знаю, как Миар, а я снова ощутила себя ученицей Малой школы перед строгой директрисой, отчитывающей маленькую Котари за пятна чернил на переднике, дворецкий извлёк какой-то флакон размером с графин для питьевой воды и принялся распылять над нами облачка влаги, пахнущей спиртом и пряным сеном.
— Что это, верлад?! — не выдержала я, делая шаг в сторону. — Вы же мне волосы намочите!
— Стойте спокойно, лада, ежели беседовать желаете с гранд-верладом Грамом! — величаво отозвался дворецкий, не забывая продолжать свою намочительную деятельность. — Это обеззараживающий лосьон, призванный избавить тело ваше от любых миазмов болезнетворных! Гранд-верлад Грам уже в годах почтенных, и любая зараза извне для него несёт опасность немалую!
Миар закашлялся, явно стараясь скрыть прорывающийся смех, и внимание чрезмерно заботливого слуги моментально переключилось на моего спутника. Пока ректор отвечал на пару десятков вопросов о состоянии своего здоровья и многословно уверял придирчивого пытателя в том, что не страдает никакой «хворью злокозненной», я получила возможность оглядеться.
Здесь было… чисто и пусто. Очень чисто и довольно пусто для постоянного жилья одинокого пожилого верлада, который, как я предполагала, как раз таки имеет склонность к накопительству и не слишком утруждает себя и домочадцев уборкой. Пол, поверхности стульев и комода блестели, оконные стёкла были настолько прозрачны, что заставляли усомниться в их существовании, а большие напольные часы, горделиво блестящие, торопливо стучали секундной стрелкой.
— Верлад, верлада… — вероятно, дворецкий принял нас за супружескую пару. Я опять попыталась перенаправить мысли в нужном направлении, и за этим нелёгким занятием пропустила всё, что он говорил. Впрочем, в словах не было нужды: нас проводили в небольшой кабинет, очевидно, игравший роль гостевой комнаты, где мы должны были ожидать вердикта чрезмерно озабоченного чистотой и здоровьем хозяина. Ожидать не менее часа, поскольку хозяин «изволит принимать ванну лечебную». Наконец, дверь бесшумно закрылась, и мы с Миаром остались вдвоём. Он опустился на один из стульев — старинных, с жёстким сидением и ажурной высокой спинкой — и кивнул мне на второй, такой же.
— А вы и не предупредили, что друг ваш старинный… тьфу, что этот ваш ядовар — с левой резьбой. В смысле, больной на голову! — с укоризной заметила я. — Чует сердце моё трепетное, что даст он нам от ворот поворот пинком решительным, ибо не достаточно чисты мы помыслами нашими и одеждой нашей!
Миар опять сдавленно хрюкнул и покачал головой.
— Вы столько раз говорили, что я забавная, — вздохнула я. — Теперь вот смеётесь словам моим безыскусным… Уйду я от вас, поступлю в какую-нибудь цирковую труппу, буду смешить народ за деньги. Кстати, а где вы познакомились с этим Грамом, гранд-верлад Лестарис? И почему всё-таки вы позвали с собой меня? Надо было пригласить верладу Алазию. Может, она не такая забавная, но обаяние у неё просто убийственное, рядом стоять страшно. И им, ей и этому гранду Граму, действительно было бы о чём поговорить.
— Я пытался пригласить Грама преподавать в Академию лет десять назад, — неожиданно охотно ответил Миар. — Он даже почти согласился, но потом погибла его внучка. Ей было что-то около пятнадцати, она отравилась. И верлад отошёл от дел.
— Печальная история, — пробормотала я. — Но…
— Ты немного на неё походишь, — Миар бросил на меня быстрый взгляд. — Я её видел пару раз. У неё тоже были волосы цвета гречишного мёда и повадки непосредственного непоседливого ребёнка.
— Да вы прям поэт, — вся моя «непосредственность» от его слов тут же лопнула мыльным пузырём. — И интриган, оказывается. Только ведь десять лет прошло, наверное, даже такая боль притупилась, хотя бы немного.
— И не собирался тыкать в больное место, — Миар поморщился. — Просто хочу сделать атмосферу чуть более тёплой с твоей помощью.
— Я должна быть польщена?
— Как хочешь.
Он устало опустил голову на руки и замолчал.
Я тоже замолчала, но думала вовсе не о каком-то незнакомом старом ядоваре, а разглядывала Миара, его волосы, прикрывавшие лицо. А потом вытянула ногу, стряхнув чужую туфлю, которая была мне слегка велика, и коснулась его между ног. Он вздрогнул, вскинул голову и уставился на меня, а я чуть-чуть надавила, проводя кончиками пальцев вверх-вниз, стараясь не сделать ему больно — и не показать, что я умираю от неуверенности и желания. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, почти не двигаясь, но я продолжала поглаживать его ногой, не особенно стараясь вникнуть, как натягивается под пальцами ноги ткань его брюк. Мне показалось — или зеленая часть радужек основательно затопила шоколад радужек?
Не знаю.
— Маленькая развратница, — прошептал верлад Лестарис. — Такая юная — и уже такая… такая… Дайхр! — он вытянул руку и протянул мне, и я, как зачарованная, вложила в его пальцы свою ладонь. Миг — он дёрнул меня к себе и обхватил мои губы своими, тут же толкнувшись языком между ними. Сжал руками ягодицы, гораздо смелее, чем в прошлый раз.
Куда более резко, чем в прошлый раз. Так, как я представляла. Так, как боялась. Так, как хотела…
Мрак!
Я ёрзала на его колене, одной рукой держась за его руку, другой ухватившись за плечо, отвечая ему, наверное, неумело, но так искренне и так жарко, как только могла. Меня моментально повело от непередаваемых чувственных ощущений, его солоноватого вкуса, непристойных и настойчивых прикосновений упругого языка — Миар уже был в каком-то смысле во мне, и я проиграла сразу же, бесповоротно. Губы горели, низ живота налился горячей тяжестью, одновременно приятной и томительной, и я, наплевав на стыд и присутствие совершенно посторонних людей за стеной, потёрлась о его ногу.
Ректор оторвался от моих губ первым — и я открыла глаза.
— Ещё раз сделаешь что-то подобное, бессовестная настырная девчонка, я тебя за ворота Академии самолично вышвырну! — сказал он мне, тихо,
