Хризолит и Бирюза - Мария Озера

Сердце ёкнуло от этой фразы, и тонкими иголками волнение пронеслось по всему телу, обжигая нервы. Я рывком села на кровати, обхватила ладони экономки и, глядя ей прямо в глаза, заговорила горячо, почти умоляюще:

— Пожалуйста… дайте мне возможность увидеться с ним. Я должна знать, что с ним всё в порядке.

— Я бы сделала всё для вас, но граф и правда не приходит в себя, — Елена тяжело вздохнула и покачала головой, словно отрезая последнюю надежду. — И, милая моя, тебе самой ещё нужен постельный режим! Я поинтересуюсь у нашего доктора, а ты пока оставайся в комнате.

Она поднялась и поспешно скрылась за дверью, оставив меня наедине с гулом крови в висках. Перед её уходом я крепко сжала её руки, словно стараясь вложить в это прикосновение всё своё нетерпение, весь страх. Но слова так и застряли в горле.

В груди разгоралось жгучее желание, почти предчувствие — мне нужно было быть рядом с Ниваром, иначе само время стало бы пыткой.

Ожидание тянулось мучительно, как вязкая смола. Уже не в силах оставаться в постели, я поднялась на ноги и стала расхаживать по комнате, прислушиваясь к каждому толчку в бедре. Боль отзывалась недовольным, но терпимым шипением, почти упрямым. Я рискнула подойти к окну и выглянуть наружу.

Снаружи мир был удивительно спокоен. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо в мягкие оттенки янтаря и розового золота. Под окнами раскинулся цветочный сад, пышный и торжественный, словно праздничное полотно. Белый мраморный фонтан выбрасывал тонкую струйку воды, а вокруг, среди кустарников и цветов, покачивались лёгкие диванчики, приглашающие к отдыху. Лилии, маргаритки, хризантемы — всё это великолепие дышало умиротворением. Как-то даже не замечалась зловещесть леса вдалеке.

Но чем дольше я смотрела на эту картину, тем сильнее сжималось моё сердце. Сад казался насмешкой, издевательской иллюзией спокойствия, тогда как где-то в соседней комнате — возможно, совсем рядом — лежал Нивар, погружённый в безмолвие. Солнечные блики играли в струях фонтана, танцевали на мраморе — а я стояла, вцепившись пальцами в подоконник, и не могла стряхнуть мысль: как может мир быть столь прекрасным, если в нём нет его голоса?

Я представила, как на столике возле фонтана стоят два бокала, наполненные густой рубиновой жидкостью, словно отражающие закатное небо. Неподалёку, на скамье, сидит молодой человек: усталый, сосредоточенный, склонившийся над толстой книгой по философии. Его взгляд, полный сосредоточенной серьёзности, будто вычерпывал мудрость предков со страниц. В этом образе я легко узнала бы Нивара — и он казался бы таким естественным в этом амплуа: стройный, благородный, в полумраке сада, словно часть его гармонии. Я улыбнулась мимолётной грёзе и, почти застеснявшись собственных мыслей, убрала за ухо непослушную прядь волос.

Но стоило улыбке исчезнуть, как внутренняя тяжесть напомнила о себе. Мой разум упорно отказывался возвращаться к событиям последних дней. Будто чёрный барьер воздвигся внутри — высокий, неприступный, укоренившийся в сознании так прочно, что ни один удар памяти не мог его сокрушить. И в то же время этот барьер был опасно хрупким. Я знала: придёт миг, и нити, связывавшие меня с тем вечером, натянутся вновь, заставляя вспомнить всё до последней детали.

Я боялась этого момента. Но в то же время осознавала, что вечно скрываться за завесой забвения невозможно. Внутри меня росло ощущение, что я постепенно теряю саму себя.

Голова тяжело запульсировала, словно кто-то невидимый бил в виски раскалённым молоточком. К счастью, мучительные мысли прервал звук открывающейся двери. На пороге появилась Елена — её лицо, обычно мягкое, в этот раз было омрачено грустью.

— Деточка… пока что нельзя, — произнесла она тихо. — Тебе ещё нужен покой.

Я расстроенно поджала губы и нехотя отошла от окна, возвращаясь к кровати. Елена бережно помогла мне лечь, укрыла, словно ребёнка, и протянула маленький стакан с лекарством. Я послушно выпила его, и в ту же секунду тело словно оплела тёплая вата.

Сонливость накатила резко, как прилив, смывающий последние искры сопротивления. Я успела лишь подумать, что лучшее лекарство и вправду — отдых, и что, может быть, в темноте мне удастся найти ответы, которых я боюсь днём. Но уже в следующем мгновении веки тяжело сомкнулись, и я, беспомощная, словно утопающая, погрузилась во тьму.

Глава XXVIII

Находиться в роли больной я абсолютно не любила, но принимая горизонтальное положение еще несколько дней, я поняла: дальше так нельзя. Силы, казалось, уходили не от болезни, а от самого бездействия, от того, что я пряталась от жизни под одеялом.

Когда в очередной раз заглянула Елена, я решилась попросить ее отвести меня в сад под окном, который манил меня с самого первого дня.

На мою просьбу она ответила с таким неподдельным восторгом, будто я сделала первый уверенный шаг после долгой комы. После непродолжительных сборов на выход, Елена с теплотой взяла меня под руку и повела к двери.

Каждый шаг отдавался тянущей болью в бедре, но сама возможность двигаться, чувствовать тяжесть тела и землю под ногами казалась благословением.

На крыльце нас встретило солнце. Оно мягко коснулось моего лица, и я зажмурилась, словно от неожиданного поцелуя. В воздухе витал сладковатый аромат цветов — пьянящий, обещающий тепло. Я не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя настолько… живой.

Сделав несколько осторожных шагов по садовой дорожке, я остановилась. Передо мной расстилалось буйство красок: алые, белые и розовые розы тянулись к небу, будто в молитве; сирень, тяжёлая от цветов, разливала густое, почти одурманивающее благоухание. Мир вокруг дышал, и я дышала вместе с ним.

Елена с материнской улыбкой наблюдала за мной, словно проверяя, не слишком ли я утомилась. Но я чувствовала себя окрылённой. Каждый вдох был глотком силы.

— Букет, что вы вчера принесли, — обратилась я к ней, с трудом сдерживая дрожь в голосе, — какие это были цветы?

— Фиалки, — ответила она, и её улыбка стала ещё теплее. — Я знала, что они придутся тебе по сердцу.

Я благодарно кивнула и вдруг осознала: в эту минуту в груди моей что-то ожило. Словно в душе, до сих пор спящей под тяжёлым снегом, начали пробиваться тонкие ростки новой весны.

— Я так рада, что ты так быстро поправляешься! — с теплотой, но и с оттенком строгости проговорила Елена. Мне казалось, что процесс восстановления моего здоровья занял довольно много времени, но по сравнению с Ниваром я пришла в