Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Хок сплевывает на землю, повторяет движение когтями и бросается на него. Каан делает то же самое ― как будто две огромные горы сливаются друг с другом.

Сталкиваются.

Я ощущаю это движение, как удар булыжником по ребрам.

Головы упираются друг в друга, руки крепко сжаты в кулаки, они рычат. В их почти объятии такая неистовая энергия, что я уверена, она способна вызвать еще одну трещину в земле.

Саиза внезапно оказывается рядом со мной вместе с другой женщиной, обе подхватывают меня, закидывают мои руки на свои шеи и тащат к палатке.

― Что они сказали? ― хриплю я сквозь клацающие зубы, пытаясь сморгнуть дымку, начинающую застилать мое зрение.

― Хок заявил о победе в вашей битве, несмотря на то, что ты не покорилась, ― говорит Саиза, когда меня проносят мимо Сол, которая покачивая бедрами, направляется к Хоку и Каану. ― Каан ответил, что ты несвободна, что на тебя никто не может претендовать. Что ты не воспитывалась в нашем мире и не привыкла к таким традициям. Он требует признать испытание недействительным. Как роскр Хока ― «его великий», на вашем языке, ― он требует, чтобы Хок признал свою великую победу над Зараном и вышел из боевого кольца, чтобы добавить точку к своему рейди. Хок, в свою очередь, оспаривает приказ роскра и хочет сразиться с Кааном. Если он победит, то заработает много точек для своего рейди.

У меня замирает сердце ― мысль о том, что Каан сразится с Хоком насмерть, вызывает в груди колючее и болезненное чувство.

― Каан ― король Пекла, ― выдавливаю я из себя. ― Хок осмелится бросить вызов короне?

― Ваши короны здесь мало что значат. Мы не претендуем ни на одно королевство. Только рейди имеют значение. Мы четыре раза бьем в грудь, чтобы приветствовать роскра-эх. Величайшего.

Я хмурюсь и оглядываюсь через плечо на рычащих воинов, продолжающих спорить друг с другом.

― Если Каан самый сильный, то почему он не Оа?

― Был, пока его Пах не умер, ― шепчет Саиза, когда мы подходим к палатке. ― Он предложил уит-роскру ― второму по силе ― кости наших предков Оа. Оа Нок стал достойным Оа.

Я смотрю на Оа Нока, пока мне помогают подняться на возвышение, а затем поворачивают и усаживают на ковер, прикладывая к виску что-то холодное и влажное.

Я покачиваюсь, сцена передо мной раздваивается, сходится.

И снова раздваивается.

Райган возвышается над ареной со своего места на краю, его огромные размеры отбрасывают тень на половину кратера. Его чернильные глаза, расположенные на грозной клыкастой морде, следят за каждым движением Каана с чудовищным напряжением, не спасает даже тот факт, что он раздваивается каждый раз, когда мир раскалывается передо мной.

Я же чувствую обратное.

Ни одна моя часть не желает наблюдать за этим боем. Еще недавно я бы и глазом не моргнула, глядя, как Каану Вейгору отрубают голову на арене.

Наоборот, я бы ликовала.

Теперь даже от одной мысли об этом меня тошнит.

Я не понимаю этого. Не хочу понимать.

Не хочу смотреть.

― Ну, ― говорю я, поднимая трясущуюся руку, чтобы потрогать ушибленную голову, и хмурюсь, когда пальцы оказываются в крови, ― пока они заняты, как насчет того, чтобы я притворилась мертвой, а вы двое бросили меня обратно в реку?

― Боюсь, все не так просто.

Это не то, что я хотела услышать.

― Судьбоносец пропал, ― невнятно бормочу я, оглядываясь по сторонам и нигде его не замечая. ― Я думаю, все может быть просто, если мы будем верить достаточно сильно.

Она вытирает кровь с моей груди.

― Я не думаю, что он ушел; думаю, он просто предпочитает не показываться.

Я хмурюсь, осматривая кратер, все еще пытаясь разобраться в этом судьбоносном дерьме.

И терплю неудачу.

Каждый раз, когда мне кажется, что все ясно, зерна понимания ускользают сквозь щели между пальцами.

Если бы он хотел моей смерти, сейчас был тот самый момент.

Так чего же он хочет?

― У тебя укус змеи вали, ― говорит Саиза, проводя подушечкой большого пальца по двум жгучим выемкам на выпуклости моей груди, и все краски покидают ее лицо. ― Откуда это?

Видимо, никто не видел, как Хок запустил в меня своим карманным питоном. Интересно, сколько еще противников стали жертвами его мерзких, бесчестных методов.

Я не отвечаю, главным образом потому, что в этом нет смысла.

Дело сделано. В тот момент, когда мне перестанет казаться, что я рухну, если встану, я снова войду в кольцо и отрублю ему голову, а потом размозжу мозги кулаком.

Глаза Саизы расширяются и устремляются к боевому кольцу.

― Gas kah ne, veil dishuva! ― усмехается она, ее слова настолько резкие, что, клянусь, могли бы вспороть кожу.

Она встает и направляется к сосудам у меня за спиной, бормоча что-то себе под нос. Слышно, как она что-то помешивает, а затем протягивает мне чашу с охлажденной водой, возможно, налитой из одного из кувшинов, покрытого рунами. Хотя выглядит это… Комковатым.

― Выпей это, ― сквозь стиснутые зубы наставляет Саиза, бросив еще один острый взгляд в сторону Хока. ― Я смешала воду с противоядием, которое придает ей странный вкус, но оно нейтрализует яд в твоем организме.

Я благодарно наклоняю голову, и черты моего лица искажаются, пока я поглощаю маленькими глотками кислую, похожую на желе смесь, чувствуя, как ледяное пойло стремительно просачивается в мою кровь. Охлаждая меня изнутри.

Сглаживая некоторые колебания моего сознания.

Сол приседает на песок, зажимает немного между пальцами, а затем высыпает на язык, в то время как я допиваю остатки из чаши одним глотком, отчего у меня кривится лицо. Запрокинув голову, Сол начинает петь, обращаясь к небу. Она останавливается, хлопает ладонями по песку, набирает две пригоршни, затем взмахивает кулаками так быстро, что большая часть песка разлетается во все стороны.

― Что она делает?

― Читает волю Творцов, ― шепчет Саиза, забирая у меня из рук пустую чашу.

Медленно, почти пугающе, Соль разжимает пальцы, молочные глаза рассматривают крупинки, оставшиеся в ее слабой хватке.

― Gath attain de ma veil set aygh te, ― говорит она, и ее тихие слова какимто образом разносятся эхом по пыльному пространству. ― Hailá atith ana te lai…

В толпе воцаряется тишина, и лицо Каана бледнеет. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, отчего у меня