Отрада - Виктория Богачева

Молот в его руке наливался все большей тяжестью, а пот, катившийся по лбу, попадал в глаза, срываясь с ресниц, и щипался едкой солью.

— Твой мальчишка и то лучше дрался с моим Годуном! — Перван наскочил на него, и Храбр выставил молот, наваливаясь всем телом, чтобы остановить удар.

Он не стал ничего отвечать, из горла вырвался лишь хриплый, короткий рык, и он резко подался вперед, отталкивая Первана. Оружие отозвалось неприятным, лязгающим скрежетом.

Храбр чувствовал, как медленно каменеют от усталости мышцы, и тело теряет былую подвижность, и начинают ныть потревоженные раны. Он атаковал, коли мог, и заставлял Первана отступать — но всякий раз ему недоставало сил, чтобы нанести последний, решающий удар.

Перван тоже устал. Он боле не улыбался и не сыпал оскорблениями, боясь сбить дыхание, и держал меч уже двумя руками, и, занося его, всякий раз прикладывал чуть больше усилий.

Из уст обоих вырывались сиплые выдохи, и к порезу Храбр на плече добавились новые — укол в бедро, удар плашмя, пришедшийся на рану в боку, толчок, попавший в едва начавшие срастаться ребра. У Первана рукоятью молота были в кровь разбиты губы, и порой он морщился, неловко припадал на левую ногу — Храбр достал его отчаянным выпадом, стоившим ему судороги в руке.

— Едва ли старый Славута доволен ныне, — бросил ему Перван, остановившись, чтобы перевести дыхание.

Храбр одарил его тяжелым, мутным, немигающим взглядом. Перед глазами расплывались круги, и он плохо слышал из-за гула, не прекращавшегося в ушах. Мужчина тряхнул головой — с волос сорвались капли пота. Он промолчал, как и разы до. Он не станет тешить Первана, не станет показывать свой гнев и то, что слова задевают его изнутри.

— Тебе стоило подумать о своих щенках сперва, а потом уж начинать это посмешище, — мужик заговорил вновь спустя несколько неудачных ударов.

Перван начинал злиться, он мыслил, закончить этот бой много раньше, без труда справиться с увечным противником. Но все пошло не так, как он задумывал, и это поднимало в нем волны ярости.

— Ты не тронешь их, — отрывисто бросил ему Храбр, и это были первые произнесенные им слова.

Он был слишком измотан ныне, чтобы сдерживаться.

— Может, его и не трону. А вот девку, женишком которой ты заделался… — Перван наскочил на него, закончив болтать.

Часто заносившийся меч ловил солнечный свет, отражая его, и Храбру пришлось непросто. Он пропустил несколько ударов, но уже даже не морщился, когда на теле появлялись новые порезы. В ушах шумело так, что он едва слышал свой внутренний голос, а пот застилал глаза.

Храбр отступил и поскользнулся, упал навзничь, успев вскинуть левую руку. Он рухнул на спину, и твердая земля выбила из него весь дух, лишив на несколько длинных мгновений дыхания. Первый удар пришелся на молот, а после Перван стал беспорядочно колоть его, пытаясь достать. Но кузнец перекатывался из стороны в сторону, и удары уходили в землю, поднимая пыль и сухие комья.

Храбр изловчился и задел Первана молотом по ноге. Тот охнул и рухнул на колено, и кузнецу хватило времени, чтобы откатиться от него подальше и встать, хоть и с трудом, пошатываясь, неровно ступая. Пыль скрипела на зубах, грязными разводами оседала на потном, взмокшем теле.

«Отрада, — тупая мысль прочно засела в сознании, пока Храбр мутным взглядом смотрел на поднимавшегося, прихрамывавшего Первана. — Она отплатит за все, коли я проиграю».

Он был прав, и знал это. Его слова не были лживыми, не были клеветническими. Боги должны быть на его стороне.

Но это было мало, коли он отступит сейчас. А Храбр чувствовал, что был на грани: осознание происходящего ускользало от него, словно песок, пропущенный сквозь пальцы. Он взглянул на Первана. Тот также был вымотан непривычным боем и страдал от ударов тяжелого молота — в ногу, в плечо, в бок. Его боль была иного рода — ноющая, тупая, она судорогой сковывала тело, острыми иголками отдавалась вовнутрь.

Суд поединком никогда не бывал легким.

Но пора было его завершать.

Храбр стиснул зубы, боясь ненароком, как бы не раздробить их в крошку.

Он двинулся вперед, занося молот, и Перван пошел ему навстречу, также готовясь ударить. Храбр вскинул руку, замахиваясь и тем самым раскрываясь, буквально подставляясь под атаку. Они ударили одновременно: меч наискось вспорол ему живот, но Перван не успел довести выпад до конца, не смог задеть его достаточно глубоко, потому что на него сверху обрушился молот Храбра. А после подле на колени упал и он сам.

Раздался отвратительно-громкий хруст ломавшихся, раздробленных костей, и спустя один вздох закричал Перван, вскидывая левую руку к правому плечу. Меч выскользнул из его пальцев, а Храбр с усилием заставил себя отпустить рукоять молота. Он прерывисто, тяжело дышал, и его спина ходила ходуном, часто-часто сокращался живот. Из него шла кровь, стекая на плотные штаны, но рана была не шибко глубокой, а потому — не опасной.

Вокруг стояла оглушительная тишина. Было слышно, как шелестела трава под ногами. Потом, очнувшись, заверещала Русана, и разом заговорили люди.

Перван продолжал корчиться, вгрызаясь в землю зубами в попытке унять боль. Храбр мазнул равнодушным взглядом по нему, по едва стоявшему на ногах Зоряну и обернулся к воеводе. Краем глаза он уловил Белояра и Отраду. Та пыталась продраться к нему сквозь плотное кольцо людей, а друг ее удерживал. Услада прижимала к себе Твердяту и Милонегу, которые, не отрываясь, наблюдали за старшим братом.

— Я не стану убивать его, — сказал Храбр, даже не пытаясь встать на ноги. Он ведал, что непременно упадет. — Коли Зорян поклянется за весь род, что никто не станет умышлять против моего рода, не причинит боле вреда.

Люди притихли. Они понимали, что Храбр оказывает старосте великую милость. Он был вправе убить Первана, вправе забрать его жизнь, поскольку выиграл суд и доказал свою правоту. Он был вправе потребовать от Зоряна много, много больше.

— Я клянусь, — коротко бросил староста, от лица которого давно отлила вся кровь.

Ныне он выглядел старше своих зим: лоб избороздили глубокие морщины, и