Держаться за звезды - Анна Есина
Две пары рук хлопотали над телом без устали. Изредка слышались их обращённые друг к другу:
− Придержи. Намочи. Помоги. Поправь. Налей. Убери. Ополосни.
Ничего, заслуживающего внимания. И Яна сосредоточилась на своих ощущениях, пытаясь понять, кем или чем она стала, и что предшествовало этому перевоплощению. В памяти накрепко засела картина разлетающейся на части огненной сферы. Мельчайшие брызги красного пламени дождём проливаются на Лёню. Часть их, так и не сумев дотянуться до выбранной жертвы, падает на пол, остальные остервенело вгрызаются в недруга. Плечи его, рукава куртки, волосы и шея, ладони с растопыренными пальцами, прикрывающие лицо - всё подвергается атаке. Мужчина вопит, оседает на пол... Но ведь было что-то до того, что-то, что заставило магию исчезнуть, прежде спустив её с натянутого поводка. Римма Борисовна. Яна забылась на миг, упустила из виду тот факт, что женщина всё ещё поблизости, возможно, наблюдает за ними из-за угла, подслушивает, подмечает все промахи девушки, чтобы потом поквитаться за это. Она не услышала её крадущихся шагов, не распознала в тихом треске звук работающего шокера и поплатилась за беспечность. Свекровь нанесла сокрушительный удар. Парализующая боль пронзила шею. Так вот, куда пришёлся разряд!
Протяжный всхлип.
− Мама, прекрати!
− Но как же, как же, − причитала Римма Борисовна, − сыночек, кровинушка...
− С ним всё в порядке, − раздражённо произнесла Элла. Руку Яны отшвырнули, словно мешающую вещь, и тут же грубо схватили другую. Невидимое лезвие ушло глубоко под ноготь, причиняя невыносимую боль, о которой хотелось громко вопить часами напролёт. Но безжизненное тело ко всему относилось с безразличием. - О себе подумай!
− Тебе легко рассуждать, а он там совсем один, изнемогает от мук, − гнусаво продолжила свои стенания свекровь. - Видела бы ты его глаза, смотреть было страшно! И лицо... Она изуродовала моего мальчика, моего дорогого и драгоценного мальчика. А что, если они не сумеют спасти ему зрение...
Яна на миг отключилась и пропустила окончание фразы. Меж тем, смысл услышанного стрелой вонзился в сознание. Так он, её любящий муженёк, возможно, ослепнет? О, что за дивная новость! Конечно, нехорошо желать подобного человеку, большой грех, ну так то человеку же, а не омерзительному пресмыкающемуся гаду, живущему в людском обличии.
Ей вспомнились его громкие и безнадёжно пустые в своём содержании слова о заботе, проявленной по отношению к ней, о лучших условиях, о помощи, поддержке и прочей белиберде. Неужели он и впрямь так думал? Полагал, что ей здорово живется под одной крышей с его полоумной мамашей? Считал, что она всегда мечтала прозябать в изоляции? Голодать, день ото дня становиться жертвой избиения. Забыть о значении термина "достоинство" - вот оплот её грёз и фантазий, так он размышлял? И даже видя её, исхудавшую, измученную, со следами насилия на лице и руках, он свято продолжал в это верить? Не задавался вопросами, откуда берутся побои? Что ж, для незрячего слепота не такое уж страшное наказание.
− Лучше скажи, она подписала бумаги?
Судя по тону, Элла успокоилась и с прежним тщанием принялась за чистку ногтей невестки. В том, что этим занималась именно она, сомнений не возникало. Римма Борисовна, снедаемая переживаниями за сына, более халатно относилась к своему делу. Не переставая шмыгать носом, она в третий раз смочила тряпку в пахучем кислом растворе, да так и опустила её рядом с левым бедром бездыханного трупа. Яна ощутила неприятное покалывание на коже в этом месте.
− Нет, только прочла. Я убрала их подальше после отъезда "скорой". Думаешь, возникнут сложности? Для всех она просто пропала два года назад. Уехала из дома и не вернулась. Даже её родители поверили в эту байку, правда, не сразу, но сейчас ни у кого не возникает сомнений. Если помнишь, Лёнечка разыграл спектакль про поиски. Подал заявление в милицию...
− Полицию, мама, привыкай!
− Ну, полицию, невелика разница.
− Помню. Что теперь? Как он хотел подать в суд бумаги, подписанные рукой без вести пропавшей женщины?
− Сказал бы, что сумел найти с ней контакт, выдумал бы, будто она с мужиком другим сбежала, что теперь у подлюки новая семья, и она сама вышла на связь, потому что хочет развода.
− В общем, ты ничего толком не знаешь, − подытожила Элла. - Так. Это уберёшь в отдельный пакет, по дороге выбросим в разные мусорные баки. Но сначала надо стереть со всего отпечатки наших пальцев. Набери таз горячей воды, а я пока упакую эту мерзость в плёнку. Кстати, Даня...
Это имя, произнесённое чуть ли не с ненавистью, всколыхнуло в душе Яны огнедышащий вулкан чувств. О сыне! Они говорят о её сыне! О её чудесном двухгодовалом сорванце, которого ей ещё не посчастливилось обнять, прижать к груди, поцеловать, которого забрали эти монстры, ошибочно называемые людьми.
− Кстати, Даня с кем сейчас?
− Со Светой, это новая подруга нашего Лёнечки, чудесная девочка. Ласковая, аккуратная, хозяйственная...
− О, мама, на этом хватит. Боюсь, меня стошнит прежде, чем ты умолкнешь.
В этой простой, но такой говорящей фразе крылась истинная сущность Эллы. Мелочная, эгоистичная и ненавидящая весь мир особа. Пуще всего её раздражали счастливые в личной жизни женщины и дети, как ни странно это прозвучит. Не сумевшие построить семью дамы, а особенно те из них, которым вообще не довелось побывать у алтаря, делились на две категории: ветреные и неутомимые искательницы непознанного сокровища и озлобленные отшельницы. Элла, на беду, относилась к последним. Ко всякой мужней женщине она питала вящую неприязнь, что ощутила на себе Яна, и столь же негативно воспринимала она детей, что легко угадывалось в её голосе, едва затронулась тема Дани.
Очередной провал в небытие помешал Яне уследить за дальнейшими событиями. Чувства притупились, и она ухнула с головой в странный радужный водоворот. Она поддалась беспокойному течению и закружилась на разноцветных волнах, то взлетая в безмятежную высь, то падая в сокровенные глубины. И каждое её ленивое движение сопровождалось сменой цвета. Секунду назад окружение было лазурным, и вот оно травянисто зелёное. Затем миг, и всё становится багряным, пурпурным, насыщенно жёлтым, синим, словно океанская гладь. Нескончаемое путешествие вызывало приступ морской болезни, и в сотый раз опустившись на самое дно, девушка решила взмыть как можно выше, быть может, именно там её поджидал выход. Получилось!
Скитания вверх и