Она и зверь. Том 2 - Maginot
– Чудо… вище, – с дрожью в голосе прошептал он.
В тот же миг монстр в клетке взвыл. Страшные когти заскребли по стенам, металлический скрежет прутьев разнесся по коридору. Низкое рычание наполнило подземелье:
– Гр-р-р-р-р…
Териод поднялся на ноги. Сперва он пятился, не сводя глаз с клетки, а после бросился бежать. Вой монстра преследовал его до самого выхода из лабиринта. Всю дорогу мальчик думал лишь об одном:
«Я не должен позволить этой твари съесть меня».
В тот день Териод выжил. Лишь годы спустя он начал понимать истинный смысл той встречи. Отчаянный звериный вой все это время означал:
«Такова твоя судьба, маленький монстр».
– Ах! – Териод резко вырвался из кошмара.
В панике он схватился за человека перед собой, пальцы судорожно сжали нежное запястье. Уткнувшись лицом в чью-то грудь, он выдохнул с облегчением, но дыхание его все еще было сбивчивым, сердце гулко колотилось, а в ушах звенело. И лишь когда его окутал сладкий аромат, Териод осознал, что кошмар остался позади.
Спустя мгновение он открыл глаза.
– Ах… – выдохнул он, тут же отпуская запястье.
Сверху вниз на него бесстрастно смотрела Астина. Холодный пот стекал по спине Териода. Он обессиленно опустил руки и огляделся. Спальня утопала во мраке, лишь приглушенный лунный свет струился сквозь окно. Он поднял руку, прикрывая лицо, мокрое от пота.
– Получилось, – тихо произнес он.
Он смог остаться человеком ночью. Но радости от этого не ощущал. Ужас, что гнался за ним во сне, все еще цеплялся за сознание – слишком живой, слишком реальный.
– Приказать принести вам холодной воды? – ровно, почти равнодушно спросила эрцгерцогиня.
– Нет, не нужно… все в порядке. – Териод покачал головой, отстраняясь от Астины. В порыве отчаяния он, сам того не желая, обнял ее. К счастью, нижняя часть его тела была прикрыта простыней, что позволило ему сохранить остатки достоинства. Он издал стон то ли облегчения, то ли боли, и замер, пытаясь собраться с мыслями.
– Одевайтесь. Я не буду смотреть, – сказала Астина, протягивая Териоду одежду и отворачиваясь. Он на мгновение замешкался, прежде чем взять вещи, но затем быстро натянул белье и штаны, однако неожиданно столкнулся с проблемой. Руки не слушались. Пальцы, все еще дрожащие от пережитого ужаса, не могли справиться с застежкой. Раздраженно дернув ткань, Териод в изнеможении опустился на кровать.
– Я показал себя не с лучшей стороны, – хрипло выдавил он, опустив взгляд.
Страх, сковавший его, был почти осязаем – страх бессмысленной смерти, заставивший цепляться за первого, кто оказался рядом. Заметила ли она ужас, застеливший его глаза?
Астина обернулась. Териод еще не успел полностью одеться, но важные места уже были прикрыты, и потому она посмотрела прямо на него.
– В этом не было ничего постыдного, – спокойно возразила она. И она действительно так считала. Астина была не из тех, кто способен пренебречь чужой болью, особенно той, что не доводилось испытать ей самой. Она понимала: невозможно постичь, каково это – жить с таким страхом, пока сам не окажешься в шкуре монстра.
Териод сжал кулаки, пытаясь унять дрожь. Костяшки побелели, но пальцы все равно предательски тряслись.
– Похоже, я показываю вам лишь свои слабости, – с горькой иронией произнес он.
– У каждого свои больные места. Любой человек в чем-то уязвим, – ответила Астина, и ее голос звучал так искренне, что сомневаться в ее словах не приходилось. Териод поднял голову. Пожалуй, его жена была настолько справедлива, что никогда не стала бы смеяться над мужчиной, который прижался к ней, задыхаясь от ужаса.
Но в сердце Териода все равно поселилось сомнение. Почему она так спокойна? Возможно, в ее жизни нет ничего настолько важного, что могло бы пошатнуть это безмятежное равнодушие?
Териод совершенно не понимал Астину. Она заявляла, что не жалеет его, но помогала. Утверждала, что поддерживает, но не замечала одиночества монстра, живущего в нем. Каждым словом напоминала, что однажды уйдет, но в отчаянные моменты проявляла особенную нежность. И всякий раз, когда он, обманутый этой добротой, переступал границы, она безжалостно его отвергала.
«Она не понимает глубины моих страхов», – думал он, и эта эгоистичная мысль заставила его глубоко вздохнуть. Неужели ему, точно ребенку, захотелось покапризничать перед ней?
Эрцгерцогиня и так относилась к его недостаткам куда терпимее, чем следовало ожидать. Требовать большего было бы грубо. Но совесть Териода, по-видимому, испарилась вслед за монстром внутри него. Поддавшись импульсу, он выпалил:
– Тогда в чем ваша слабость?
Астина посмотрела на него непроницаемым взглядом, и Териод тотчас почувствовал себя голым.
– Не думаю, что вам следует это знать, – ответ ее прозвучал резко. Обычно в такие моменты Териод тут же извинялся и отступал, но в этот раз уже отброшенный стыд не спешил возвращаться. Териод продолжал упрямиться, словно ребенок.
– Вы знаете все мои тайны, мы супруги, так разве нам не следует быть честными друг с другом? – Его голос дрожал, а доводы звучали нелепо, но он не останавливался. Астина слегка опешила от несвойственного эрцгерцогу поведения. Ее взгляд потеплел, будто в его непреклонности она увидела тень кого-то из прошлого. Лунный свет, озаряющий комнату, подталкивал их обоих к признаниям, которые они обычно держали при себе.
Глядя на Териода, Астина горько улыбнулась:
– Я дурочка, ослепленная чувствами, – тихо сказала она.
– Не знаю никого более рационального, чем вы, – возразил он, искренне удивленный ее словами.
– С незначительными людьми – да.
– Я видел вас лишь в холодном строгом образе. Значит, все мы для вас незначительны?
Астина молчала, ее взгляд оставался непроницаемым. Териод продолжил:
– Так кто же пробудил в вас эти чувства?
– Вы. – Ее ответ, точно гром среди ясного неба, поразил Териода. Но тут же, с мягкой улыбкой, она добавила: – И вы переходите границы.
Раздосадованный этим Териод в глубине души понимал: резкость Астины не была грубостью. То, что он обнажил перед ней все свои слабости, не обязывало ее открываться в ответ. Они не были близки настолько, чтобы он мог требовать от нее подобной откровенности. Они стояли друг напротив друга, как прежде, разделенные невидимой пропастью.
Для Териода Астина незаметно стала частью его мира, якорем, удерживающим его человеческую сущность. Проклятие, тяготеющее над ним, могло развеяться или остаться навсегда, но это уже не имело значения. Без нее он не мог быть человеком. Она видела его уязвимости, помогала управлять эрцгерцогством. Он не представлял своей