Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани
Кинсли потянулась за сумочкой, и крик сорвался с ее губ, когда тело дернулось на ветке. Теплая жидкость потекла по животу.
Ты не должна двигаться!
Но какой у нее был выбор? Другого способа позвать на помощь не было.
Учащенно дыша, Кинсли осмотрелась в поисках чего-то полезного, чего угодно.
Движение справа привлекло ее внимание к окну со стороны водителя. Только зазубренные осколки треснувшего стекла остались по краям. Светящаяся синяя сфера кружила вокруг тонкой маленькой палочки, свисавшей снаружи.
Оно… помогало ей?
Она просунула руку в отверстие, схватила палочку и выломала ее. Втащив ее в машину, она повернулась к своей сумочке, вытянув руку как можно дальше. Но палочка была слишком короткой.
Стиснув зубы, она наклонилась еще немного вперед. Жгучая боль охватила ее, когда ветка воспротивилась. У нее перехватило дыхание, перед глазами заплясали черные точки, из-за чего она едва не выронила палку, пытаясь остаться в сознании. Она издала мучительный рык и заставила себя еще немного передвинуться по ветке.
Палочка зацепилась за ремень сумки, и Кинсли всхлипнула, осторожно подтягивая ее к себе.
Но как только вес сумки натянул лямку, палочка прогнулась от напряжения.
— Пожалуйста… Нет…
Она сломалась. Сердце Кинсли остановилось, и время замерло.
— Нет! Нет, нет, нет, нет!
Она отбросила сломанную палочку и обеими руками ухватилась за проткнувшую ее ветку. Впившись ногтями в дерево, она попыталась вытащить его, одновременно упираясь спиной в сиденье. Ее мучительный вопль перекрыл шум дождя. Головокружительная волна боли пронзила ее, и из живота хлынул поток горячей крови, когда тело соскользнуло по ветке.
Но сама ветка не сдвинулась с места, и она только причинила себе еще больший вред.
Она ускоряла неизбежное.
Стоп, стоп, стоп!
Побежденная, Кинсли опустила руки и уронила голову на спинку. Слезы текли по ее щекам, а плечи сотрясались от мучительных криков. Но ее боль была заглушена штормом. Она была в ловушке, и никто не придет. Помощи ждать было неоткуда.
И она умирала.
Светящаяся сфера приблизилась к ней. Она потускнела, и ее неразборчивый шепот приобрел, несомненно, печальный оттенок. Даже находясь так близко, она не могла понять, что это было, не могла понять, было ли что-то излучающим свет, или это был сам свет. В любом случае, это было все, что у нее оставалось. Ее последняя надежда.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Помоги мне.
Сфера исчезла, оставив Кинсли одну в темноте.
Она закрыла глаза.
— Я не хочу умирать.
Еще больше слез потекли по ее щекам и подбородку. Она подумала о своей семье, о том, как они будут огорчены, когда не смогут связаться с ней, об их опустошении, когда они в конце концов узнают, что произошло. Она подумала о местах, которые все еще мечтала увидеть, о вещах, которые все еще хотела сделать. Она подумала о Лиаме и о жизни, о которой они мечтали. О жизни, которую они пытались построить.
Она думала о жизни, которую у нее отнимали снова, и снова, и снова.
Она подумала о жизни, которой у нее никогда не будет.
Лед расползался внутри Кинсли, проникая в каждую вену, сковывая каждую мышцу, пропитывая каждую кость. Он вытеснял все воспоминания о тепле и уюте. Промежутки между ударами сердца растягивались, приближаясь к вечности. Она чувствовала, как угасает. Как падает в темноту, что смыкается вокруг.
Звук дождя приглушился, словно и его поглощала эта тьма.
— Ты говорила правду, — раздался голос прямо за дверью машины — низкий, бархатистый, мужской. Что-то теплое коснулось ее щеки, уверенно, но бережно, и повернуло ее лицо к окну.
Этот голос обвил Кинсли, остановив ее падение, а прикосновение влило в нее ровно столько тепла, чтобы она могла бороться.
— Этого не может быть, — прохрипел незнакомец. — Ее не может быть.
— Пожалуйста, — взмолилась Кинсли, пытаясь открыть глаза. — Помогите мне.
В ответ на ее мольбу раздался шепот, который смешался с шелестом листьев и стуком дождя.
— Тишина, — приказал мужчина, и шепот прекратился.
Ее веки, наконец, дрогнули и открылись. Возле внедорожника стояла большая темная фигура, силуэт которой вырисовывался в свете не одного, а трех светящихся шаров, парящих позади него. Ее глаза пытались найти что-нибудь, на чем можно было бы сфокусироваться, но она не могла различить ни одной черты этого человека — он был чернее небытия, угрожавшего поглотить ее.
— Я могу исцелить эту смертную плоть, — хватка мужчины на щеках Кинсли усилилась, когда он наклонился ближе, его фигура заслонила еще больше света. — Но за мою помощь придется заплатить.
Следующий вдох Кинсли был окрашен новым ароматом, тонким, многослойным и манящим. Он был землистым и пряным, мужественным, но теплым. Дубовый мох и амбра.
Дрожь пробежала по ней, возобновляя боль и усиливая озноб.
— Все, что угодно.
— Как тебя зовут?
— Кинсли.
— Твое истинное имя, — потребовал он.
Ей становилось все труднее и труднее сосредотачиваться, думать, дышать, держать глаза открытыми. Все как будто онемело, и она устала. Так, так устала. То, как он говорил, то, как он это сформулировал, было неправильно, но она не могла понять, почему.
И прямо сейчас ей было все равно.
— Кинсли… Уинтер… Делани, — прошептала она, когда ее веки закрылись.
— В обмен на твою жизнь, Кинсли Уинтер Делани, ты будешь связана со мной. Ты станешь моей парой, и ты примешь мое семя в свое тело, пока оно не принесет плод. Ты клянешься в этом?
Она кивнула, хотя не была уверена, что ее голова вообще двигалась.
Мужчина схватил ее за запястье и приподнял, крепко удерживая. Он зарычал.
— Ты клянешься в этом своим истинным именем, смертная?
— Да, — выдохнула она, когда бесконечная, ненасытная пустота разверзлась вокруг нее.
Тепло его хватки усилилось, превратившись в обжигающий жар вокруг ее запястья, который по контрасту с этим сделал холод во всем теле еще более ужасным.
Как раз перед тем, как она отключилась, его голос проник в нее, резонируя прямо в сердце, где и поселился.
— Ты моя.
ГЛАВА 3
Глаза Кинсли резко открылись, и она, задыхаясь, выпрямилась. Склонившись над поднятыми коленями, с волосами, упавшими на лицо, она делала один глубокий, прерывистый вдох за другим, но не могла набрать в легкие достаточно воздуха. Ее грудь сдавило, а сердце бешено заколотилось.
Она прижала руку к животу. Никакой ветки, пронзающей ее, ни крови, ни боли. Только мягкая, неповрежденная кожа, твердая выпуклость пирсинга в пупке и навязчивое воспоминание.
Это был сон. Просто сон.
Кинсли зажмурила глаза, замедлила дыхание и заставила себя успокоиться.
Больше похоже на кошмар, но все равно не настоящий. Ты в порядке, Кинсли.
То, что она пережила, ничем не отличалось от сна о падении с высоты и резком пробуждении непосредственно перед ударом о землю. За исключением того, что все казалось таким реальным.
Наконец успокоившись, Кинсли открыла глаза и подняла голову. Брови ее сдвинулись, пока она оглядывала незнакомую комнату.
— Я… не у тети Сиси…
Она была не в своей машине и уж точно не в том месте, которое видела на фото арендованного дома.
Не то чтобы она помнила, как добралась до дома.
Это место… Оно было словно из сказки.
Кинсли сидела посреди огромной кровати с четырьмя столбами. По резным деревянным опорам и балдахину вились пышные плющевые лозы. Еще больше плюща цеплялось за каменные стены, свисало с потолка и взбиралось по мебели. Среди зелени мелькали яркие пятна — светящиеся грибы, нежные цветы и кристаллы кварца, растущие прямо из стен. Эти кристаллы излучали свой собственный слабый свет.
Прямо перед ней располагался широкий камин из грубого камня, сужающийся к дымоходу. Толстая деревянная доска, служившая каминной полкой, была уставлена безделушками, бутылочками, кувшинами и старинными на вид книгами в кожаных переплетах, как и полки, вырезанные в стенах вокруг. Перед камином стоял одинокий стул, дерево которого было украшено замысловатой резьбой.





