Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани

— Это не так. Ты, конечно, знакома с практикой стука?

— А. Значит, о том, чтобы взломать замок, не может быть и речи, да? — ухмыльнувшись, она щелкнула пальцами. — Черт возьми. Как раз тогда, когда у меня начало получаться.

Взгляд Векса скользнул по Кинсли с головы до ног и обратно. Лукаво скривив губы, он наклонился к ней, взял ее за подбородок и провел большим пальцем по нижней губе, оттягивая ее вниз. У Кинсли перехватило дыхание, а сердце замерло.

— Я уверен, что в ближайшие дни мы откроем всевозможные неизвестные таланты, Кинсли, — сказал он, и его низкий голос был полон обещания.

— О… — Кинсли уставилась на его губы, когда ее мысли вернулись к их поцелую. Губы покалывало от воспоминаний, и она страстно желала ощутить это снова, быть поглощенной его огнем и страстью, быть поглощенной его желанием.

Он придвинулся ближе, его губы были в сантиметре от ее губ. Ее ресницы затрепетали.

— Наслаждайся солнечным светом, Кинсли, — прошептал Векс. — Я с нетерпением жду возможности попробовать его на твоей коже.

Затем его прикосновение исчезло.

Кинсли открыла глаза и, нахмурив брови, оглядела комнату.

Векс исчез.

— Черт возьми! — она застонала, откидывая голову назад и призывая свое тело успокоиться. — Почему он продолжает это делать?

— Он так серьезен, — тихо сказала Тень, — и часто чересчур драматичен.

ГЛАВА 21

Хотя после грозы большая часть леса оставалась влажной, он был полон жизни. Теплые, яркие солнечные лучи проникали сквозь просветы в кронах деревьев, создавая рассеянные столбы золотистого света. Капли росы блестели на густых зарослях папоротника, ветви деревьев скрипели, листья шелестели на легком ветерке, а птицы пели свои песни позднему утру. Кинсли даже видела нескольких кроликов, выглядывающих из ближайшего подлеска.

Она сидела, скрестив ноги, на одеяле, расстеленном на лесной подстилке, любуясь окрестностями и глубоко вдыхая лесной воздух. Он был сладок от ароматов земли, растительности и дождя.

Безмятежный пейзаж с лихвой стоил тупой боли в спине и легких судорог в области таза.

Повернувшись к стоявшей рядом сумке для рукоделия, она подняла крышку и достала свой дневник, положив его на замшелое бревно перед собой.

— Я скучала по этому, — сказала она, открывая дневник.

Эхо подлетела поближе к журналу.

— По чему скучала, Кинсли?

Она указала на лес.

— Всему этому. До того, как я приехала сюда, я жила в Лондоне с тетей Сиси. Лондон — огромный город, здания в нем выше деревьев в этом лесу, а улицы заполнены машинами и людьми. Но, несмотря на то, что там одни из самых красивых парков, которые я когда-либо видела, это просто не то же самое. Это не… то.

Кинсли улыбнулась огонькам, которые парили перед ней. Хотя они укрылись от прямых солнечных лучей, дневной свет ослабил их сияние, отчего они казались еще более призрачными, чем когда-либо. Но никого из них, казалось, это не беспокоило.

— Вернувшись домой, — продолжила она, — я исследовала так много лесов и национальных парков. Я люблю бывать на свежем воздухе, на природе, дышать свежим воздухом. Я люблю просто быть вдали от всего, — она повернулась лицом к деревьям. — А теперь я здесь. Странно, но, как бы сильно я ни скучала по своей семье, я… чувствую себя здесь как дома.

Но дело не только в этом месте, не так ли, Кинсли?

Это Векс.

Она хотела отрицать эти мысли, но не могла. Дело было не в деревьях или земле. Дело было в нем. Ее тянуло к Вексу. С той ночи, когда произошла авария, она чувствовала его, ощущала его. Его голос, его прикосновения вытащили ее из вечной поглощающей тьмы.

И она знала, несмотря на шрамы на своем сердце, несмотря на боль, которую она все еще носила, что ее чувства к нему были больше, чем похоть. Хотя поначалу он был холоден и резок, со временем он стал проявлять теплоту и сострадание, вдумчивость и удивительное терпение. В нем даже были проблески игривости — чего, как она не сомневалась, он никогда никому не показывал, учитывая то, как его описывали огоньки.

Но что из этого выйдет? Какое будущее их ждет? Зачем бессмертному существу, обладающему такой властью, тратить больше своего времени, чем это абсолютно необходимо, на кого-то вроде Кинсли?

Необходимо… Это ключ, не так ли? Он проводит это время со мной, потому что это необходимо ему для достижения его целей.

И все же она не могла до конца в это поверить. Если он действительно видел в ней только инструмент, средство заполучить ребенка, которого хотел, зачем ему показывать ей уязвимость? Зачем позволять ей видеть его настоящие, неприкрытые эмоции, зачем предлагать заглянуть в его болезненное прошлое? Зачем принимать ее поддразнивания и зачем дразнить в ответ?

Только одно в их отношениях была ясно — Векс мог взять то, что хотел, в любой момент.

Но он этого не сделал.

Если бы только она и Векс встретились при лучших обстоятельствах. Если бы только их свела вместе не смерть, не их сделка, не то… то, чего он хотел.

Вспышка коснулась ее руки, в ее прикосновении чувствовался намек на тепло.

— Мы рады делить с тобой дом.

— И я рада, что ты чувствуешь себя здесь дома, — сказала Эхо.

Дом.

Теперь это ее дом?

Ее грудь сдавило от тоски по месту, которое действительно было бы ее домом. Тоска по настоящей, безусловной любви.

По… Вексу.

— Спасибо, что поделились этим со мной, — сказала Кинсли.

Взявшись за кожаную обложку дневника, она пролистала страницы до того места, на котором остановилась. Она провела пальцами по краю, уставившись на чистый белый лист. Кинсли потратила так много часов, изливая эмоции в эту книгу, выплакала так много слез. Там были страницы боли, потерь и разбитых сердец, страницы отчаяния.

Страницы надежды.

И теперь Кинсли захотелось заполнить оставшиеся страницы удивлением.

Отодвинув в сторону вещи в своей коробке, она достала со дна стопку цветной бумаги и пролистала ее, пока не нашла пару листов черного цвета, которые вклеила в книгу в качестве основы. Затем она разорвала другой лист на полоски, обведя края коричневыми чернилами, и приклеила их на черный фон.

Успокоенная звуками природы, Кинсли погрузилась в творчество. Она добавила маленькие наклейки с грибами и плющом и даже приклеила на страницу немного мха с бревна.

А потом появились огоньки. С большой осторожностью и вниманием к деталям она нарисовала своих маленьких друзей, изобразив их формы так, как будто они летали по страницам. Затем она раскрасила их синей краской с белыми вкраплениями, добавив немного серого, чтобы сделать Тень темнее, чем два других. После минутного раздумья она добавила немного голубого голографического блеска к каждому огоньку, придав изображениям немного яркости.

Но чего-то не хватало. Черный цвет казался слишком объемным, но пустым. Ее рука уже потянулась за красной краской, когда она поняла, что там должно быть. Склонившись над дневником, она поместила красные глаза Векса в центре разворота, по одному на каждой странице, светящиеся в темноте.

Обычно красные глаза, светящиеся в темноте, выглядели бы устрашающе. Но ее они успокаивали. Они позволяли ей чувствовать себя в безопасности, дарили ощущение, что ее… видят.

Серебряным маркером она написала курсивом:

В темноте всегда можно найти волшебство.

Огоньки подплыли ближе, изучая дневник. Кинсли моргнула и подняла голову. Она была так сосредоточена на своей работе, что забыла, что она не одна.

— Что думаете? — спросила она.

Тень погладила рукой самый тусклый огонек из трех.

— Ты нарисовала меня.

Кинсли улыбнулась.

— Я нарисовала вас всех троих.

— Это большая честь для меня, — Тень склонила голову, жест повторили другие огоньки.

— Мы выражаем благодарность, — сказала Вспышка.

— Это чудесно, — сказала Эхо, кружась в воздухе над картиной.

Кинсли усмехнулась.