Отец на час. Работает спецназ (СИ) - Коваль Лина

Боже… я запуталась.

Меня штормит от этого мужчины!

Трясет… Грудную клетку распирает!..

Я ведь только учусь его любить: такого настоящего и сложного.

Такого… прожженного вояку-спецназовца до мозга костей.

А он что?..

Он долго целует меня по ночам… и большего мне, казалось бы, и не надо, но Влад организовывает чудесное свидание в одном из лучших театров Москвы.

Я не знаю, чего ему стоило заполучить билеты в третий ряд за такой короткий срок, но догадываюсь: это было неприлично дорого, а от заработной платы он категорически отказался.

— Чувствую себя мальчиком по вызову, — как-то ночью после очередного умопомрачительного секса заявил Влад. — Больше никаких денег!..

— Я не согласна, — выдохнула, еще дрожа.

— Отправишь снова — куплю на все конфет Маше. Клянусь.

— Конфет на пятьсот тысяч? — испугалась я.

— Шоколадных!.. И заодно импортных!.. — добавил он с улыбкой, потом по-хозяйски обнял, а тон его голоса стал серьезным и твердым. — Я — мужчина, ты — женщина. У нас… любовь. А любовь не терпит, чтобы баба мужика обеспечивала. Член в семье должен быть один.

— Ты хотя бы представляешь, сколько я зарабатываю?

— Думаю, на пару составов конфет? — засмеялся он.

— И маленькая шоколадная фабрика… — добавила я умиротворенно.

Больше мы к этой теме не возвращались. Со мной ему, наверное, безумно сложно.

Но сложности спецназовца совсем не пугают.

Это я давным-давно поняла.

Для меня вообще удивительно, как он со всем справляется. И главное, все из любви…

Зачем еще?..

Оказавшись в машине, затихаю и мысленно возвращаюсь к работе.

— Что-то ты погрустнела, красавица, — ласково обращается ко мне Влад. — Спектакль совсем не впечатлил?

— Да ты что? — тут же расслабленно улыбаюсь. — Все было чудесно. Я люблю классику. Особенно Чехова. Просто проблем накопилось…

— Так давай решим… Что у тебя там накопилось?

Я киваю и как-то внутренне подбираюсь.

— Да, пора решать радикально. Я тоже об этом думаю…

Вытянув руку, он расслабленно поглаживает мое левое плечо.

— Ну?..

— Скажи… — вздыхаю устало. — Влад… Вот… если пистолет заржавел, то он уже непригоден?.. Совсем не будет стрелять?

— Бля-я-ядь…— Всегда невозмутимое лицо на секунду превращается в озадаченное, а затем в изумленно-ироничное. — Эм… Федерика Тореодоровна… Ты настолько радикально собралась решать? Может, его просто… уволить? Или побить?

— А… Ты про Андрея? — смеюсь, поглаживая предплечья. — Нет. Я не об этом… Как ты мог такое обо мне подумать?

— Уже решил, что надо начинать тебя бояться, — шутливо хватается за сердце.

Я спешу объясниться:

— В Дзержинске склад подтопило, а там целая партия пневматики. Поставщик выставляет претензию на полное возмещение стоимости ущерба. Вот думаю, что теперь с этим делать.

Влад выезжает со стоянки, кладет широкую ладонь на мое колено. Поглаживает, будто ему так легче думается.

Потом потирает висок.

— Чисто теоретически ржавчину можно зачистить, а затем кинуть в состав из неорганической кислоты и солей цинка. Мы… хм… в командировке так и спасались. Если хочешь, могу помочь. Дашь мне несколько человек?

— Конечно. Спасибо.

— Пока не за что, бандитка, — улыбаясь, он оглядывается по сторонам. — Ну что? Едем в ресторан?.. Дети Сергеем занимаются, можем себе позволить. Где там подают твою траву с соей?

Я вдруг тоже хочу что-нибудь сделать для него. Он столько старается…

— Сегодня я буду безрассудной, — загадочно веду плечиком и взмахиваю рукой.

— Ну-ка… Скажи, — откинув голову назад, Влад как-то особенно притягательно смеется. — Что это значит?

Склонившись, прохожусь пальчиками по колючей щеке.

Нравится.

Так нравится до него дотрагиваться. Спасть с ним, провожать закаты и встречать рассветы вместе, воспитывать детей.

Моих и его детей. Наших.

И с Прасковьей мы подружились: она теперь часто приезжает в гости, чтобы поиграть с девочками.

— Я тут подумала… Давай съедим по бургеру? — заговорщицки, почти шепотом спрашиваю.

В светло-зеленых глазах загорается теплый свет.

— Ты прямо беспередельщица!

— Но только без верхней булки, — быстро добавляю, испугавшись своей смелости. — Чтобы на боках ничего не отложилось.

— Мы ночью сгоним. Сначала на боку, потом на спинке… — говорит интимно, и я наверняка краснею. Снова как девчонка.

А после... мы, словно подростки, едим бургеры, запиваем их колой и целуемся. Уже как взрослые.

— Я так устала, — жалуюсь.

Пожалуй, впервые в жизни. Любовь делает меня слабой и зависимой от мягкого, успокаивающего голоса.

— Надо больше отдыхать, Федерика, — Влад гладит меня по голове.

— Мне понравилось в Ласточке. Я бы хотела туда вернуться, желательно прямо сейчас.

— Так поехали. Соберем девчонок, собак. Организуем переносной перинатальный центр для кошки. Остатки от муравьев до кучи. Я теперь их, как талисманы, везде за собой буду возить.

Вот как тут не улыбаться? И не растаять?..

— Я бы с удовольствием, Влад. Но слишком много дел… И суд. Совсем скоро заседание. Кира говорит, я обязательно должна присутствовать. Коля что-то готовит, я чувствую. Он всегда на шаг впереди: Леона настроил против, Андрея… Чего еще ждать?.. По всем фронтам я в проигрыше, — снова жалуюсь. Так получается.

— У нас в спецназе говорят: побеждает тот, кто попал первым, а не стрелял первым.

— Влад! — смотрю ему в глаза. — Ты как мой отец. Только он любит сказать, что бежать не значит добежать.

— Или так, — смеется он.

— Уверена, ты понравишься моим родителям. Обещай, что поедешь с нами в Италию в конце лета?

— Обещаю. Но пока… поехали домой.

— Поехали… домой.

Ничего лучше я в жизни не слышала.

Я пересаживаюсь на свое место, и машина трогается. Москва приветливо подмигивает фонарями на автостраде, а вот в нашем коттеджном поселке темно.

У железных ворот замечаю чью-то фигуру, отчего-то пугаюсь, а потом узнаю бывшего мужа.

— Легок на помине, — говорит Влад, останавливаясь прямо перед Побединским.

— Федя! Где тебя черти носят? — слышу с улицы. — Понаставили замков и камер.

— Пиздец, он бессмертный!.. — а теперь — слева.

— Чего тебе? — раздраженно интересуюсь, опуская стекло со своей стороны.

— Выйди. Вопрос срочный, Федя.

Голос Коли такой обеспокоенный, что я тут же понимаю: что-то случилось. Что-то страшное. Материнское сердце не обманешь, поэтому еще до того, как выскочить из машины, понимаю: Леон.

— Что с Леоном? — срываюсь.

— Он пропал.

— Что значит — пропал? — хватаю полы его пиджака и трясу. — Что? Значит? Пропал?

Сзади обнимает Влад.

— Что случилось? — спрашивает требовательно.

Пугает, что Побединский опускает плечи и говорит так, словно умирает:

— Я его в лагерь скаутов отправил. Ты сама жужжала, что мужик должен быть мужиком, а там неделю в лесу живут, на костре варят, мух с комарами кормят. Мне показалось, шикарное место для пацана.

— Он тебе надоел. Так и скажи, — снова рвусь, чтобы дать ему пощечину.

— Подожди, — успокаивает Влад. — А руководство лагеря? Что они говорят?

— Говорят, Леон сбежал. Он и еще два пацана.

— Давно?

— Еще вчера… — морщится.

— Вчера? — хватаюсь за сердце и начинаю дрожать.

Вчера!..

В лесу… Одни...

Боже…

— Так, спокойно. — Отец разворачивается меня к себе и осторожно встряхивает. — Сейчас я поеду туда и найду его.

— Со вчерашнего дня… — реву навзрыд.

— Мы найдем его. Вот увидишь. Садись в машину, — кидает Побединскому.

Тот слушается.

— Я с ума сойду, Влад.

— Ты сейчас успокоишься, Федерика, потому что ты мать и дома тебя ждут девочки. Они испугаются.

— Конечно, — часто киваю и вытираю слезы. — Ты прав.

— Ты сейчас ляжешь спать. Сергей останется с вами.

— Не надо… Чужой человек в доме…

Он сжимает мои плечи.