В клетке у зверя (СИ) - Юта Анна

— Тихомиров или Тритонов… Олег Валентинович, — тараторит Валерия. — Не помню фамилии, в телефоне записано.

Киваю Виктору, и тот вскоре приносит с первого этажа её сумочку. Сам подхожу и принимаюсь прикладывать её пальцы к датчику отпечатка.

— Указательный и средний, — бросает Валерия сдавшимся тоном.

Не солгала. Телефон разблокируется. Сразу в настройках снимаю блокировку, пусть Виктор потом в этом телефоне покопается.

— В Заметках, — добавляет Валерия.

Открываю. Тут только одна заметка. Трифонов Олег Валентинович, значит.

— И мы возвращаемся к вопросу, который я задавал тебе в первый день знакомства, Валерия.

Снова опускаюсь на корточки рядом с ней и веду рукой от тонкой лодыжки, поднимаясь к колену. Девочка съеживается и плотнее сводит ноги, но с ее шпильками выходит плохо. Берусь за её колени двумя руками и таки развожу в стороны. Глазам предстает совершенно пошлая картинка, от которой член мгновенно просыпается. Медленно веду взгляд от колен к трусикам, а оттуда поднимаюсь к лицу Валерии.

— Сколько ты стоишь? Что Олег Валентинович пообещал тебе за вторжение в мой дом с последующей кражей?

Валерия мычит «н-н-н» и разражается рыданиями. Истерика таки настигла её. Бесполезно продолжать этот разговор.

— Мы ещё не закончили, — бросаю ей и направляюсь к лестнице.

Виктор догоняет меня.

— Запри её в одной из спален на втором этаже, — даю ему указания. — Пусть успокоится. И пробей полковника.

Он рапортует согласие, а я поднимаюсь на первый этаж. Тоха не просто так приехал, ему что-то надо. И теперь следует дать ему четко понять, что к Валерии прикасаться он не смеет.

17. ♀

Волжский уходит, оставив меня на растерзание своему палачу. Лучше бы остался. Виктор наводит жуткое впечатление. Мрачный и пугающий. От слез картинка совсем размытая. Я уже икаю, хочу успокоиться, но не получается. Тело самопроизвольно содрогается, дыхание рваное и прерывистое.

Виктор берет со стеллажа у стены что-то небольшое и направляется ко мне с видом, будто сейчас перережет мне горло. Не могу говорить, так бы попросила этого не делать. Бессмысленно мотаю головой, а он как не видит. Смотрит сквозь меня.

Подойдя, коротким четким движением перерезает пластик, который сковывал мои руки. Затем хватает за локоть и без слов тянет наверх. В теле такая слабость, что я еле поднимаюсь. Он, кажется, не собирается меня убивать, но оцепенение и скованность никуда не деваются.

Виктор подхватывает мою сумочку и, как несмазанного робота, за локоть тащит меня к выходу на лестницу. Ведет на второй этаж, там вталкивает в одну из комнат, обставленную, как спальню, и закрывает дверь на ключ снаружи.

Да, Волжский со мной определенно не закончил. Ложусь на кровать, свернувшись калачиком. А успокоиться все равно не могу. В голове крутятся страшные картинки моей казни. Что они сделают? Я попалась. Олег мне прямым текстом сказал, что Волжский меня убьет. Значит, просто небольшая отсрочка.

Скулю, оплакивая свою незавидную судьбу. Это бесчестно. Но жизнь вообще несправедлива. Я не сделала никому ничего плохого, а со мной обходятся, как с коровой на бойне.

Вроде начинаю успокаиваться, но вспоминаю про маму, и рыдания настигают с новой силой. Как она без меня? Я отправляла ей деньги. Понемногу, но каждый месяц. Ей мои пять тысяч очень помогали. Надо было выкроить время и съездить. Обнять. А теперь я просто исчезну. Пропаду без вести. И вряд ли кто-нибудь когда-нибудь найдет мой труп. Как и трупы тех женщин, чьи вещи хранит у себя Волжский.

Просыпаюсь внезапно от звука ключа в замке. Судя по небу за окном, часов пять вечера. Похоже, я в какой-то момент просто уснула. Нервная система ушла на перезагрузку. Вспоминаю, что я тут делаю, и к горлу подкатывает новый ком страха и жалости к себе.

Дверь открывается, и на пороге показывается Светлана. Заносит в комнату пластиковую бутылку воды и ставит на тумбочку. Без слов уходит. Порывисто скручиваю крышку и жадно присасываюсь к горлышку — оказывается, меня мучает жажда.

На этот раз ключ в замке не шуршит, а значит… едва я успеваю додумать эту мысль, дверь снова открывается, и входит Волжский, который Вадим. Свирепо смотрит на меня.

— Вижу, ты пришла в себя, — проходит в комнату и бросает мой телефон на кровать. — Итак. Ты жить хочешь?

Он по-хозяйски садится на край кровати, а я подбираюсь, заползаю на подушки подальше от него. Душа уходит в пятки от такого вопроса. Язык немеет.

— Это простой вопрос, Валерия, — продолжает Волжский. — Ответь, ты жить хочешь?

— Хочу, — все-таки заставляю себя сказать. Голос хриплый, будто прокуренный.

— Тогда я расскажу, как все будет дальше, — ни один мускул на его красивом лице не вздрагивает, полная холодность и абсолютное безразличие. — Я не прощаю своих врагов. Я их уничтожаю. Ты в их числе.

От его спокойной речи, от невозмутимости, с которой он говорит про убийство людей, меня передергивает. Веду плечами, обхватываю локти ладонями, он замечает это.

— И если хочешь жить, будешь делать все, что я скажу. Абсолютно все, — к концу фразы его голос твердеет, появляется знакомый нажим. — Поняла меня?

— По-поняла, — выдавливаю, борясь с приступом тошноты.

В голове уже мелькают образы борделя, тюрьмы, канавы, куда он потом скинет мое тело. Отчаяние снова затапливает душу. Я доигралась. Нечего купаться с акулами, когда не умеешь плавать. Итог — тебя неминуемо сожрут.

— Что я сказал, повтори! — повышает голос Волжский. Похоже, в глазах у меня никакой осмысленности.

— Делать что прикажете, все, что прикажете, — повторяю безжизненным эхом.

— Тогда вот тебе первая задача, — он вынимает мой телефон и разбудив экран, кладет на кровать. — Тебе несколько раз звонили, пока ты дремала. Перезвони. По громкой связи.

По позвоночнику спускается озноб. Звонил наверняка Олег. Как обычно с какого-то неизвестного номера. Я их даже не сохраняю. Каждый раз новый. А Вадим требует по громкой связи разговаривать. Что брякнет Олег — одному Богу известно. Но Вадим смотрит на меня с таким нетерпением в глазах, что возражать я не решаюсь.

Набираю последний пропущенный. Гудки раздаются на всю комнату, режут по ушам. Сердце стучит в пищеводе, а ладони потеют.

— Ну наконец-то! — рявкает Олег в трубку гудок на десятый. — Ты там с Волжским кувыркалась что ли?

По внутренностям лавой разливается стыд. Щеки теплеют.

— Нет, просто была занята, — сглотнув, отвечаю как можно обычнее.

— Нашла тайник? — продолжает меня закапывать Олег.

Бросаю взгляд на Волжского — качает головой.

— Пока нет, ищу, — произношу твердо.

— Активнее ищи, слышишь? — грубо требует он. — Тебе туда ездить от силы пару недель осталось. И трахни уже Волжского, да так, чтобы он тебя у себя поселил на правах постоянной любовницы. Когда найдешь тайник, дам тебе новую задачу.

Мне хочется под землю провалиться от этих слов. Но стыд — мелочь по сравнению с подавленностью. Олег с живой не слезет, пока не дождется, что братья Волжские меня прикончат.

Волжский жестом приказывает прощаться. Олег бросает ещё пару сальных гадких фраз, на которые Волжский кровожадно улыбается. И наконец я вешаю трубку.

— Раздевайся, — приказывает мне Волжский, снова забирая мой телефон.

— Не-ет, пожалуйста, — взмаливаюсь. — Я… не могу раздеваться перед незнакомым мужчиной.

— Тогда позвони своему Олегу и скажи, что ты отказываешься продолжать ездить ко мне, — парирует Волжский.

— Не могу… — под веками жгутся слезы.

— Он хочет, чтобы ты тут поселилась в качестве постоянной любовницы. Я пойду ему навстречу, но хочу сначала посмотреть, что получу.

18. ♀

Он на полном серьезе ждет, что я разденусь. А я сдвинуться с места не могу. Внутри бурлит стыд и страх. Я из тех девочек, которые берегут себя для принца, у меня ещё не было секса, и очень не хочется, чтобы первый раз прошел вот так. С жестоким пугающим мужчиной, которому глубоко плевать на мои чувства.