Запах твоей кожи (СИ) - Светлана cd_pong
Также спасибо моим родителям, которые, в отличие от предков Эрирне, намного больше участвуют в моей жизни, поддерживают во всех начинаниях, пусть и редко демонстрируют свою поддержку). Знаю и верю, что гордятся, пусть и не всегда вслух. Мама, папа, вам приветик! Люблю, когда меня хвалят, и не только я (!) — для вас это просто слова, а для нас невероятное признание с большой буквы!
Ну и спасибо всем остальным, кто поддерживал меня сияющим светом феникса — друзьям и не только)))). Олечка, тебе отдельное спасибо, за поддержку в сааааамом начале, когда я сомневалась стоит ли……
Если я вас затронула… уже 250% дела сделано. Добьём до 300%? До 500%? Амбициозно?)))
Читаем альтернативную концовку. Всем чмоки))) И будьте любимы и любите!!! Даже если это сложно….. Или невозможно…
Альтернативная концовка
Глава шестнадцатая.
Альтернативная версия
Столица Эрине знала с детства — и всегда нравилась.
Здесь пахло свежей выпечкой утром, цветами в королевском саду днём и дымом от уличных фонарей вечером. Здесь она впервые увидела мороженое, впервые услышала скрипку вживую, впервые почувствовала, что мир — большой, но не страшный.
Теперь она вернулась сюда уже как княгиня.
Войд отвёл ей целое крыло особняка — светлое, просторное, с видом на сад. Сам появлялся редко: спрашивал, всё ли в порядке, оставлял деньги на расходы и уезжал.
Будто после той ночи в поместье он отпустил её — не из доброты, а потому что больше не знал, как держать.
Эрине устроилась тихо.
Читала. Гуляла. Писала родителям аккуратные письма, полные «всё хорошо» и «муж заботится».
Но настоящим светом в её жизни стала Ирма.
Свадьба сестры прошла скромно, но по-домашнему — с музыкой, смехом и запахом пирогов. Эрине впервые за годы не прятала глаза.
А через полгода родился Лукас — крепкий, любопытный мальчик с глазами и упрямым подбородком отца Эрине.
Эрине стала в их доме частой гостьей. Купала его, пела колыбельные, шила ему рубашки с вышитыми птицами.
С ним она снова научилась дышать.
Именно тогда она решила написать Мали.
Сомневалась долго.
Боялась: а вдруг та забыла её? А вдруг Тео запретил упоминать её имя?
Но однажды, глядя, как Лукас засыпает с пальцем во рту, она села за стол и написала:
«Здравствуй, Мали. Как ты? Как Агата? А Тео?..»
Ответ пришёл через две недели. Письмо было написано чётко, но с лёгкой дрожью в буквах — будто девочка старалась писать спокойно, но сердце билось слишком громко.
«Миледи,
Ваше письмо я прочитала три раза — и каждый раз будто слышала ваш голос. Очень скучаю.
Новый хозяин добрый. Пожилой вдовец, без детей. Не лезет в дела, даёт работать. Даже позволил нам остаться в прежних комнатах — говорит, что «старые стены знают, как хранить покой».
Агата слабеет. Чаще сидит, но всё равно варит ваш любимый суп с петрушкой. Говорит: «Пусть хоть запах останется».
А батюшка… о вас не говорит. Совсем. Если я спрошу — отводит глаза и уходит. Но по ночам, когда думает, что я сплю, стоит у окна и смотрит на дорогу. Долго. Так долго, что я боюсь — простудится.
Миледи… дом стал тише без вас. Даже ветер шуршит иначе.
Берегите себя.
Ваша Мали»
Эрине перечитала письмо трижды.
Потом прижала его к груди и долго сидела у окна, глядя в сад.
Письма шли почти год.
Потом — резко прекратились.
Она написала трижды. Без ответа.
Попросила Ирму разузнать.
Сестра вернулась бледной.
— Поместье сгорело, — сказала она, не глядя в глаза. — Дотла. Никто не знает, как начался пожар. Возможно, старая печь. Возможно — поджог.
— А они?.. — прошептала Эрине.
— Тел не нашли. Ни Тео, ни Мали.
Ирма замолчала, потом добавила тише:
— Есть надежда, что успели уйти. Но… никто их не видел с тех пор.
Эрине кивнула.
Эрине молча подошла к шкатулке, достала подушечку — ту самую, с травами. Ткань истёрлась, швы полопались, но запах остался: полынь, скошенная трава, лёгкая горечь дыма.
Она поднесла её к лицу. Вдохнула.
И тихо вздохнула.
*Всё, что осталось от него, — это запах в потрёпанной тряпочке*.
И даже это — уже чудо.
Глава семнадцатая.
Альтернативная версия
Пожар начался с кухни.
Агата, оставила на плите котелок с вареньем — забыла, уйдя молиться перед сном.
Огонь из печи лизнул полку с сушёными травами.
Сухие стебли вспыхнули мгновенно — как порох.
Мали первой почуяла дым —горький, жирный, не как от костра.
Выбежала в коридор — и увидела: огонь уже полз по лестнице, как живой.
— Батюшка! Агата! — закричала она.
Тео выскочил из своей комнаты —босиком, в рубахе.
Увидел пламя у потолка.
Побежал к Агате.
Она была в своей комнате — не могла встать, ноги отказали ещё осенью.
Он взвалил её на плечо— но дверь уже загородил огонь.
Окно — заперто изнутри, старое, с ржавыми защёлками.
Он вышиб раму локтем — и толкнул её в сад.
Она упала на камни.
Не вскрикнула.
Просто перестала дышать.
— Агата… — прошептал он, но времени не было.
Он оглянулся — и увидел Мали у двери комнаты.
— Беги! — крикнул он. — В конюшню! Через сад!
Она побежала.
А он — в свою комнату.
На полу, в сундуке под рубашками, лежал лист бумаги.
Тот самый, что Мали принесла ему много лет назад.
На нём — его лицо, нарисованное рукой Эрине:
— взгляд — спокойный,
— штрихи — лёгкие, будто дыхание,
— в уголке — одно слово: «Элиран».
Он схватил лист, засунул за пазуху — и выпрыгнул в окно.
Упал на камни.
Перевел дыхание
Мали ждала у конюшен.
— Агата? — спросила она, дрожа.
Он покачал головой.
Они ускакали на двух конях — без седёл, без еды, без имён.
Позади поместье рухнуло в огонь, как корабль в шторм.
Крыша обвалилась с рёвом, и пламя взметнулось к небу, осветив окрестности на мили.
***
Огонь коснулся его справа:
— лицо — от виска до подбородка,
— шея — до ключицы,
— правая рука — от плеча до кончиков пальцев.
Кожа не просто обгорела — она свернулась, как перегретая кожа.
Где-то — пузыри, наполненные прозрачной жидкостью.
