Королевство иллюзий - Элина Градова
— Да это главное моё желание! — неужели эта Наиниль, как и все в Абекуре заблуждается насчёт меня? — Я не Дадиан! По щелчку пальцев не оживляю!
— Вам и пальцем шевелить не придётся, если Вы вернётесь, если вспомните! Просто сами поверьте, что Вы — Наисветлейшая. Осознайте себя! Не противьтесь!
Чтобы вернуть Костю, я осознаю себя кем угодно, хоть чудовищем из преисподней, хоть богиней! Я осознаю!
Закрываю глаза и стараюсь внушить себе, что я — Дадиан. А Наиниль запевает песню или молитву, сначала тихо, а потом всё громче и звонче. Её слова понятны, но кажутся бессвязными, и смысл ускользает, сколько бы я не пыталась его ухватить, но тембр голоса Наиниль начинает цеплять какие-то тайные струны, попадать в унисон со скрытыми внутренними ритмами и, слившись воедино, рисовать картины, в которых я вижу себя.
Сначала мне удивительно то, что окружающее пространство не похоже на привычный быт ни из моего мира, ни из здешнего. Не лачуги, и не дворцы, не снег и не райские кущи. Просто прозрачно-синий воздух, и я в нём парю. Могу остановиться, сесть, лечь, подпрыгнуть и не упасть на землю, не провалится. Могу из его бесплотности сформировать что угодно, любой предмет. Вот я устраиваюсь в мягком, пушистом облачно-голубом кресле, а передо мной…
Наиниль на коленях, вымаливающая право на любовь с человеком. Тем самым, что был моим любимым отцом. И я холодная и властная, дарящая с барского плеча двадцать лет счастья тем, кто рад каждому общему дню!
А сколько их таких, моливших и получивших отказ? Память, вернувшись, услужливо подкидывает сюжеты прошлого, похожие на тот, что я только что поглядела. И ведь тогда казалось, что Наиниль повезло по сравнению с другими соискателями, потому что от скуки в тот раз во мне пробудилось любопытство.
Где люди и где боги? Тем более я — Наиглавнейшая Дадиан! И почему я должна менять закон, принятый мною ещё тысячелетия назад? И что для богов простые смертные с их мелкими смешными желаниями, наивными чувствами и душевными порывами, — ничтожные муравьишки, копошащиеся где-то в навозной куче, за что их любить? Они же предают походя!
Я решила проверить. И проверила! Вот он, тот, из-за которого я готова не то что переписать законы, но и стать простой смертной, как когда-то хотела Наиниль!
Только есть ли у меня право? После стольких казнённых, положивших жизни на алтарь запретной любви и тех, что остались их навечно оплакивать, выбрать иное, выгородить себе привилегии и попрать нерушимый закон?
Но Наиниль в отличие от меня не холодна и не жестока, поняв мои сомнения, бросает спасательный круг,
— Вас оправдывает то, что Вы не знали, что являетесь богиней! И наследник Гаурелли не знал!
— Он знал! Это я его переубедила! — чего, врать-то!
— Если переубедили, значит, не знал! — настаивает Наиниль, — так Вы спасёте его, Наисветлейшая? Вы же любите его! Спасите!
— Не могу, — душа на разрыв, — если спасу, то потеряю лицо! Как я буду смотреть в глаза тем, кого не спасла? Кого приговорила своим законом?
— Так потеряйте! Потеряйте своё лицо! Оно от этого не сильно пострадает! Признайте, что ошибались! Дайте шанс и право другим на будущее! Ваше сердце оттаяло, оно теперь стучит по-новому, трепещет по-новому, по-человечески! Вы же себе не простите!
— Ты права, Наиниль, себе не прощу! А Роберто будет жить, он и правда, ни в чём не виноват… И ещё кое-что исправлю!
Глава 36
Иллюзия темницы снята. Сначала хотелось дождаться рассвета и накрутить хвоста коварному Бартоломео! Продемонстрировать народу живого и здорового Роберто, вправить мозги королю и вернуть беднягу Армандо из иномирья. Но осознав, кто я есть, размениваться на мелочи и заниматься дешёвыми спецэффектами не собираюсь!
Поднявшись над мирской суетой, берусь за работу, которой не утруждала себя никогда: листаю прошлое.
Оно цветными картинками, состоящими из отдельных фрагментов, предстаёт перед глазами:
Барт, ведёт переговоры с Раулем, попеременно то угрожая, то обещая ему золотые горы при дворе короля. Короля Бартоломео Второго!
Вот он заказывает сервиз для брата. Мастер сразу предлагает серебро или его сплав, но заказчик настаивает на свинце. Значит, знал, что ядовит. А мастер, изготовив произведение искусства, вскоре умирает, потому что вдыхание паров свинца даже вредней, чем его проглатывание!
Ещё одна страница назад: маг, промакивая мягкой тканью кровящую в местах проколов кожу, кладёт стежок за стежком серебряную вышивку на спину Армандо. Тот сжимает челюсти и тихо стонет от боли, но терпит. Зачем? Почему несчастный парень пошёл на такую пытку?
Ещё лист назад: случайная встреча Барта с Армандо и уговоры, что тот, став королём по праву, как же этот болван близок к правде, даже не представляет, он сможет претендовать на руку и сердце недосягаемой любимой. А кто у нас любимая? Вот это новость — принцесса Флоранс или, как её все ласково называют Флор!
Ещё несколько шагов в прошлое: Бартоломео в обители мага-отшельника оставляет кожаный кошель, набитый лоринами, получает склянку с ядом для Констанс. А ведь несчастная женщина виновата только в том, что рождением сыновей всё больше отдаляла этого проходимца от вожделенной короны.
Вот молодой красавец Джакопо в форменном мундире, нахлёстывает что есть силы коня, увозя, прижавшегося к его груди, плачущего светловолосого мальчугана из ночной Саленсы. Значит, всё было настолько серьёзно, что пришлось торопиться?! И мой Берти мог никогда не стать взрослым, мы бы не встретились! И мне было всё равно?!
Я листаю и листаю, понимая, что так много пропускала, не обращая внимания на казавшуюся смешной и ничтожной, мелкую возню простых смертных! Столько позволила несправедливости и боли, потому что мне было никого не жаль.
Долистываю то до того самого места, откуда надо всё исправлять: рождение младшенького в предыдущем поколении династии Гаурелли. Вот та самая картинка, составленная из отдельных паззлов, как и все предыдущие.
Только ещё собирающийся появиться на свет младенец Бартоломео, второй сын в счастливом семействе короля Абекура, Роберто пятого, уже вовсю пробивается из материнского чрева на свет, хлопочет повитуха, вокруг мающейся потугами венценосной роженицы снуют служанки: кто-то отирает испарину на её раскрасневшемся от напряжения лице, кто-то подносит
