Клетка - Ариша Дашковская

В ту ночь мне плохо спалось. Долго ворочался, таращась в темноту. Потом захотелось пить. В графине на подоконнике воды не оказалось. И я побрёл к кулеру, стоящему у окна в конце коридора. Тишину нарушали приглушённые стоны. Мне показалось, что Лису опять плохо. Кинулся к нему в комнату. Но там было пусто. Понял, что постанывания доносятся из спальни Астафьева. Потом я различил звуки ударов, больше похожие на шлепки. Постоял немного у закрытой двери. Прислушивался. Услышав вскрики, решил, что Лису нужна помощь. Тогда я не думал, чем смогу помочь. Слегка приоткрыл дверь и припал одним глазом к щели. На полу, опершись на колени и локти, стоял обнажённый Лис. Сзади к нему пристроился Астафьев, тоже обнажённый, но в галстуке и хлестал Лиса по голой заднице тапком. От каждого удара Лис натурально вздрагивал и стонал. Убедившись, что Лиса не убивают, тихонько закрыл дверь и вернулся к себе в комнату. Пить расхотелось.

— И почему я не удивлен? — хмыкнул Лис. — Странно, что ты не вошёл и не начал задавать вопросы прямо в процессе.

— Совсем меня придурком считаешь? — пнул его в бок локтем.

— Нет, что ты! — хитро прищурился. — Не совсем. На половинку.

— А я помочь хотел.

— Астафьеву? Добить меня тапком? — развеселился Лис.

— Скажи, тебе и это было приятно? — проигнорировал его весёлый настрой.

— Если честно, не очень. Точнее, очень неприятно. Но бывало и похуже.

— А зачем он тебя бил?

— Это игры взрослых мальчиков, до которых ты, малявка, не дорос, — больно щёлкнул по носу.

— А ты его тоже бьёшь?

— Нет, конечно.

— А ты его тоже, ну… тоже… как он тебя…

— Нет!

— А хотел бы?

— Ты сегодня решил побить рекорд по количеству тупейших вопросов?

— Нет. Мне просто интересно.

— Даже представить себе это не могу.

— А я могу. Даже покажу тебе.

— Устроишь театр одного актера? — удивился он.

— У тебя есть карандаш и бумага?

— В столе посмотри. Ты что схематический чертёж делать собрался? Палка, палка, огуречик — получился господин Астафьев?

— Почти.

Лис уселся на кровать в предвкушении чего-то интересного.

Через пять минут под похихикивания Лиса на листе бумаги возник Астафьев в коленно-локтевой с огромной скалящейся головой в лучших традициях шаржей. Потом появился сам Лис, обнажённый, фигуристый с завидным достоинством, расположивший по-хозяйски руки на мясистых ягодицах Астафьева.

— Да ты талант! И себя рисуй, — велел Лис.

После непродолжительных препирательств нарисовал себя с краю листа, подальше от этой парочки, занимающейся непотребством. Нарядил себя в цветастые бриджи «а-ля гавайский вариант» и тёмные очки. Типа я просто мимо проходил. Такой образ вызвал бурю негодования у Лиса.

— Почему это мы голые, а ты в штанах? Давай перерисовывай.

Пытался убедить Лиса, что это мой рисунок, а творец лучше знает, как должно выглядеть его детище. Но Лис вырвал карандаш, и погрызенной стёркой на обратной его стороне яростно ликвидировал моё одеяние.

— Давай лучше я сам, — смирился с неизбежным. — А то всё испортишь.

Нарисовал всё, как положено с максимумом натуралистичности, которая возможна, но Лис опять возмутился.

— Что за скромность? У греческих статуй и то больше. Рисуй хотя бы по колено.

— Нет.

Ведь истинный творец должен быть тверд и не поддаваться на провокации критиков.

Лис снова коршуном набросился на меня, пытаясь отобрать лист. После непродолжительной борьбы рисунок, уже изрядно помятый и с оторванным углом, оказался у него. Издав победный клич, он старательно с мастерством пятиклашки пририсовал нечто напоминающее длинный батон вареной колбасы, снабдив его сверху густыми клочками шерсти. При этом Лис хихикал, как выжившая из ума страрушонка, попутно отбивая мои попытки завладеть этим художеством. Наконец у меня получилось, и теперь я смеялся от идеи, как отомстить нарисованному Лису за действия прототипа.

Но кто много смеется, тот вскоре будет плакать. Так говорила моя бабушка.

— Ребята, вас даже внизу слышно. Что за веселье? — от голоса Астафьева смех застрял в горле, а сердце упало.

С ужасом пытался запихнуть рисунок под подушку, понимая, что Астафьеву такое художество не понравится. Проснувшаяся совесть начала укорять: человек приютил меня, кормит, поит, а я отплатил за его добро таким уродством. То, что мы перестали смеяться, как ненормальные, и замерли, как напуганные котом мыши, а может быть, и мой маневр с рисунком, навёл его на мысль, что что-то не так. Его лицо вмиг стало суровым, а когда он достал наше творение из-под подушки, и вовсе покрылось багровыми пятнами. Долго, мучительно долго в абсолютной тишине, он рассматривал нарисованное. Между бровями складка превратилась в глубокие борозды. Наконец, он спросил:

— Кто?

— Мы. Оба, — ответил Лис.

— Все твои таланты я знаю наперечёт. И рисование в них не входит.

— Я рисовал, — мой голос пропал и получилось шипение.

Астафьев выдавил из себя улыбку:

— Олежка, меня с детства называли башковитым. Но я никогда не думал, что в этом смысле. И что всё настолько… башковито. А в целом… В целом неплохо. Даже талантливо. Составь список, какие краски, кисти, и что там еще надо, купить. И рисуй что-нибудь нормальное. Только чтобы такого безобразия я больше не видел.

Глава 8. Моль необыкновенная

Через две недели в заснеженный декабрьский день в доме Астафьева появилась она. Такая же белая, как снег за окном, с выделяющимися голубоватыми жилками под кажущейся прозрачной кожей. Бледные губы, совершенно бесцветные, словно заиндевелые ресницы и брови. Не сразу заметишь, что они вообще есть. Льняные, прямые волосы, собранные в идеально гладкий низкий хвост. Столкнулся с ней в дверях кухни. Вздрогнул, встретившись с холодным взглядом голубовато-льдистых глаз. Она терпеливо смотрела на меня, вдруг растерявшегося, ждала, когда отомру и наконец-то догадаюсь её пропустить.

Сделал шаг в сторону, зачем-то проследил, как она идет по коридору в направлении холла.

Лис крутился, напевая, возле микроволновки, разогревал к обеду вчерашние котлеты. На плите вовсю булькала вода в нетерпеливом ожидании макарон, о которых Лис, казалось, забыл. Пока Лис отвлёкся на макароны, успел стянуть котлету с тарелки и, положив на толстый ломоть хлеба, принялся с невозмутимым видом жевать.

— Неужели пять минут подождать нельзя? Сейчас гарнир будет, — выразил недовольство Лис.

— Нельзя. Мне нужно срочно заесть стресс. Что это за чудовище отсюда вышло?

— Ты об Олесе? Необычная внешность, да? Ей бы уши острые, была бы вылитая эльфийка.

— И тогда инфаркт всем встречным был бы обеспечен. Почему те, кому косметика прямо показана, делают вид, что о ней не слышали. Нужно быть добрее к окружающим.

— Зачем ты так? Нормальная она девчонка.