Селянин - Altupi
При упоминании необходимости работать на Калякина мгновенно навалилась усталость, а ещё выяснилось, что пешком туда-сюда ходить придётся — хоть сразу отказывайся. Он вздохнул и включил в мозгу маячок «деньги».
Машнов уже вынес с веранды рюкзак, тоже старый советский из плотного тёмно-синего материала с широкими лямками, с какими ходили на рыбалку, охоту или в туристический поход. Серп, полторашка с водой, две пары хозяйственных перчаток и два полотняных мешка в него влезли без проблем, места ещё бы и для пары арбузов хватило.
Пашка повёл огородами. Шли молча, прислушиваясь к пению птиц и запахам трав. Солнце взошло выше, стало ослепляюще ярким, прогнало комарьё, но не высушило росу. Ноги путались в мокрой резучке и повилике, репьи и собачки цеплялись за одежду. Калякин поднял глаза от оставляемого впереди идущим Пашкой следа и залюбовался. Вспомнились школьные уроки литературы, пожилая учительница, при изучении каждого стихотворения вдалбливающая, что русская природа невероятно красива. Тогда Калякину на природу было плевать, а сейчас в душе что-то шевельнулось. Покуда хватало взора простирались поля гречихи и спелой пшеницы, на взгорках зеленели кудрявые берёзовые рощицы, над какой-то ложбинкой клубился туман.
— Там речка, — прочитал его мысли Пашка. — Сходим сегодня?
— Наверно, — Калякин перестал идеализировать русскую природу и взгрустнул о Турции, о ласковом море.
Обойдя первый дом от въезда в деревню, они свернули налево, перешли через щебёночную дорогу и углубились в заросли возле развалин церкви. Здесь каркали и прыгали с ветки на ветку грачи и вороны, куковала кукушка. Поросль американского клёна поглотила всё свободное пространство, за деревьями не было видно крыш, и звуки внешнего мира, кроме тревожного карканья, словно исчезли, стало сумрачнее — листва не пропускала солнца. Над кустами шиповника возвышались руины разрушенной церкви, древняя кладка упорно сопротивлялась натиску растений. Было в этом что-то зловещее.
Засмотревшись, Кирилл споткнулся о поросший мхом валун.
— Блять! Сука! — он перелетел через препятствие, удержал равновесие, схватившись за ветки.
— Осторожно, — запоздало предупредил Паша.
— Обязательно, — огрызнулся Кирилл и, когда развернулся посмотреть, на что наткнулся, сообразил, что это вовсе не обычный камень, а вросшее в землю надгробие, на нём различался выбитый крест и некоторые буквы.
— Тут кладбище было, — пояснил местный краевед Машнов. — Священников всяких хоронили, их жён, детей. Наверно. Здесь кладбище церковное было.
— Кладбище? — поморщился Калякин и пошёл дальше за Пашей, внимательно глядя под ноги. Под нижним ярусом растений валялись куски старинных красных кирпичей, были ещё надгробные плиты, большей частью расколотые, замшелые. Идти по костям и могилам представлялось геройством, если бы не гадские вороны и кукушка.
— Там подальше ещё одно есть, гражданское, сейчас увидишь, — Пашка уверенно шёл впереди сквозь заросли, всё дальше и дальше уводя от развалин. Деревья расступались, меньше хлестали мокрыми листьями. Дышать Кириллу становилось легче, угнетённость испарялась, как влага с травы. Он заметил два мухомора и сбил их ногой, порвал висящую на пути паутинку и едва не воткнулся носом в Пашкин затылок.
— Что такое? — спросил он. Поднял голову и увидел перед собой окутанную туманом низинку, а в низинке беспорядочное нагромождение высоких металлических оградок, памятников. Многие утопали в траве, среди которой яркими пятнами краснели, желтели или синели искусственные и растущие цветы. Искусственные смотрелись особенно жутко.
— Кладбище, — сказал Пашка. — Мы по нему дорогу сократим. Тут моя прабабка и прадед похоронены, хочешь к ним зайти?
— Не хочу, — ответил Калякин. Боязни покойников он за собой не замечал лет с двенадцати, просто не собирался тратить время на посещение неизвестных мертвяков. Ему и живой Пашкиной родни с лихвой хватало.
— Как хочешь. Уже недалеко.
Они пошли по узкой петляющей тропинке между могилками и оградками. Пашка что-то болтал про некоторых из захороненных, Кирилл лишь мельком разглядывал фотографии, читал фамилии. К счастью, кладбище было компактным, не более сотни метров в длину, а дальше дорога шла на взгорок. Оттуда Пашка повёл по краю липовой посадки, по укатанной тракторами грунтовке.
— Сейчас-сейчас, — бормотал он, потом провёл через поросший кустарником овражек, по скользкой тропинке поднялся к другой посадке с берёзовым самосевом, прошёл поперёк, а дальше Калякин увидел сам — в тихом уголке в изгибе посадки густым ковром зеленела конопля. Соток шесть, а то и больше.
Калякин устал от ранней прогулки, но тут он припустил навстречу желанной делянке, спеша поиметь её, как девку лёгкого поведения.
— Ура! — заорал он, вскидывая руки к небу.
— Ну, что я тебе говорил? — подоспел веселящийся Пашка, принялся обнимать доходящие до пояса стебли конопли.
— Пока не увидел собственными глазами, не верил в существование дикорастущих денег!
— Деньги! Денежки!
Парни запрыгали по делянке, приминая крайние побеги. Кажется, солнце засветило в три раза ярче, небо стало голубее, птицы в вышине запели райскими голосами. Перспективы! Перспективы! Горы, горы денег! На них можно слетать не в паршивую Турцию, а в Испанию, и перестать зависеть от милости родителей. Они сами будут вершить свою судьбу! На год денег хватит, а на следующий приедут сюда снова, затем снова и снова.
Первым очнулся Кирилл, вышел на обычную траву. На месте их пляски красовалось вытоптанное пятно.
— Эй, Пахан, хорош урон наносить, — крикнул Кирилл и потрогал растущие веером узкие острые листья и невзрачные коричневатые цветы на макушке ближнего стебля. Друг послушался, сокрушенно осмотрелся и философски махнул рукой.
— Фигня. Засушим и нормально будет, сойдёт.
— Паш, ты уверен, что это та конопля, что надо? Есть ведь техническая и ещё типа сорняка какая-то.
Кирилл задавал вопрос обращённому к нему тощему заду: Машнов скинул рюкзак на землю и развязывал его, стоя раком. Друг, не разгибаясь, повернул голову:
— Я тебе передовик коноплеводства? Я в Интернете смотрел, а так — хрен его знает, вроде та, что нужно. Да и похую, в любом сорте какой-то процент психотропных веществ должен быть — карбаноидов или как их там, не помню. Впарим. Я сбыт на себя беру, не ссы.
Калякин тоже не помнил. Он тупил на покачивающийся Пашкин зад. На мгновенье мелькнула мысль, что у местного пидора половинки будут покруглее, но Пашка уже достал серп и разогнулся.
— Приступаем? Или ты хочешь соскочить? Я пойму, и денег мне больше достанется.
— Приступаем, — ответил Кирилл. — За каким хером я тогда сюда ехал, тебе все бабки отдать?
Нарушение закона его не страшило, ужаснее всего было работать.
Серпом махал в основном Пашка. Он быстро к нему приноровился и шутил про крестьянские корни и память крови, которые не пропьешь. У Кирилла