Триумф в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

С очередным стоном я поползла вперед и плюхнулась на одеяла, опершись на одну руку и позволив голове откинуться назад.

Остальные парни присоединились к кругу, и некоторые из них взяли свои вилки, чтобы разорить торт. Никто не произнес ни слова. Магия была слишком ощутимой в воздухе, чтобы было место словам. Вместо этого, я опустила подбородок, чтобы могла видеть всех, поправив свое изнывающее от боли и скользкое от пота тело, чтобы мне было более комфортно.

Когда я устроилась, мои пальцы наткнулись на карман отброшенной толстовки Каллума и ударились о что-то твердое внутри. Его нож. Эта мысль пришла ко мне еще до того, как я полезла внутрь одежды, чтобы самой узнать. Достав лезвие, я долгое время смотрела на него, а потом убрала ножны в сторону.

— Бернадетт? — спросил Виктор, когда я поползла к нему.

Я взглянула в его самоуверенное, богоподобное лицо, а потом взяла его руку и оставила тоненькую, четкую линию по выцветшему белому краю такого же шрама. Он не издал не звука, когда я порезала его, даже не поерзал. Его дыхание оставалось ровным, его взгляд был прикован к моему лицу.

— Кровью войду, — снова подтвердила я, сжав сильнее. — Выйду, ею истекая.

Затем я перешла к Хаэлю, порезав его руку, прижимая наши руки друг к другу. Его медово-миндальные глаза были нежными, зрачки расширенные, а радужка потемнела от ласки, пока мы делили нашу кровь. Каллум был следующим, и на короткое мгновение я подумала, не будет ли это чересчур для него, учитывая, что его тело уже все покрыто шрамами. Но, когда я заколебалась, он схватил запястье руки, держащей нож, и переместил его так, чтобы лезвие вдавилось в кожу.

— Сделай это, — сказал он, так что я оставила порез на его бледной плоти и заставила его истекать кровью.

Опять-таки, мы делили кровь, смотря в глаза друг другу. Оскар был следующим, и мне не нужно было спрашивать, хотел он этого или нет. Я это чувствовала. Любому, кто войдет в эту комнату, станет очевидно, что это все, чего он желал. Принадлежность. Семью. И особенно если вся эта принадлежность и вся эта семья была залита кровью.

Наши пальцы переплелись, размазывая кровь между нашими ладонями. А затем настала очередь Аарона.

Логично, что сегодня он был последним в круге, раз он был моей первой любовью. Он всегда был первым, и никто никогда не сможет отнять этого у нас.

— Привет, Берни, — прошептал он, когда я села ему на колени и мы прижались лбами друг к другу, в то время как наши глаза были закрыты. Когда мы закончили, Аарон протянул свою ладонь и прижал ее к ладони Виктора.

По мне пробежала дрожь, когда одна из досок на заднем окне сдвинулась, впуская в комнату ветерок и одним дыхание погасив все свечи.

— Кровью войду, — повторила я, задрожав, когда Оскар и Каллум встали, чтобы проверить окно, только чтобы убедиться, что это на самом деле побочный эффект старого дома, а не проникающий к нам член «Банды грандиозных убийств», когда мы все обнажены, насытившиеся и покрытие кровью. — Выйду, ею истекая.

Аарон лег со мной на одеяла, и мы отключились.

* * *

Спустя несколько часов я проснулась и обнаружила, что мальчики доедали остатки пирога и оставшуюся еду на вынос. Подкатившись, чтобы приблизиться к ним, я сделала еще один глоток виски, оделась, а затем вцепилась в кусок пирога, пока Аарон снова зажигал свечи вместе с Хаэелем.

Затем, будучи только в кожанке Хавок и трусиках, я опустилась на колени перед камином на старый деревянный пол. Всосав один палец в свой рот, я увлажнила его, а затем нарисовала буквы Х — А — В — О — К на пыли. Кто-то надел корону мне на голову, но я не обращала сейчас на их внимания.

В этот момент, с танцующим и извивающимся вокруг меня пламенем свечей, я взяла тюбик розовой помады Пенелопы и перечеркнула последнее имя в моем списке.

7. Мама

Быстрым движением, я нанесла помаду на свои губы, а затем поцеловала нижнюю часть страницы, оставляя их отпечаток как подпись.

— Прощай, мама, — сказала я, мой рот был резко хмурым, но глаза сухими. — Доброй ночи.

Я подожгла конверт одним щелчком зажигалки, а затем бросила остатки в камин бабушки Виктора, чтобы они сгорели.

— Значит, все кончено, — сказал Виктор позади меня, но я знала, что на самом деле он не спрашивал.

Он констатировал факт. Несмотря на это, я ответила, потому что нам всем нужно было знать наверняка.

— Конечно, — согласилась я, а затем он поволок меня в свои объятия и втрахал меня в пол.



21

Все изменилось после той ночи. Стало лучше. Почти блаженно. Каждый день, когда я просыпалась в окружении Хавок, каждый день, когда я посещала эту чопорную школу и спала в этой модной квартире, был благословением, которого я никогда не ожидала почувствовать.

Что-то изменилось между нами всеми — как вы могли бы подумать, учитывая оргию и пускание крови — но в самом лучшим из возможных смыслов. Мы были связаны, переплетены, неразлучны и извращены вместе. Так легче скоротать время, пока мы ждали окончания школы, года свадьбы, всех тех шагов, которые приблизят нас к наследству Виктора и всей той власти, которую вложат в наши руки деньги.

Пока что, это все, что у нас было. Планы Оскара в отношении Офелии и Максвела тоже не продвинулись далеко. Но время, мы точно могли бы скоротать здесь. Я была в предвкушении от этого. На какое-то время жизнь стала такой легкой, что я начала вспоминать какие-то свои старые хобби. Помимо поэзии я досматривала стоящие сериалы, читала романы в ванной и оттачивала навыки сплетничать и проводить социальную разведку, которыми в совершенстве владели все шлюхи Прескотт.

Подготовительная школа Оак-Вэлли была куда более извращенной, чем я ожидала. В каждом классе играли в