Развод. Пусть горят мосты (СИ) - Бестужева Стася

– Слушаю, – отвечаю, приготовившись к новой порции обвинений.

– Завтра подашь заявление на развод по взаимному согласию. Откажешься от претензий на имущество. Согласишься на минимальные алименты. Павел оставляет тебе этот дом и ежемесячное содержание.

– А если я откажусь?

– Не откажешься, – в её голосе звучит уверенность. – Потому что в ином случае ты потеряешь всё. Включая детей.

Сердце останавливается.

– Что вы имеете в виду?

– У нас есть свидетели твоей неадекватности. Коллеги, которые подтвердят твою нервозность на работе. Соседи, которые слышали крики из вашего дома. Психиатр, который поставит диагноз на основании этих показаний.

– Это ложь...

– А кто поверит? Тебе – истеричной жене, потерявшей рассудок от ревности? Или Павлу – успешному бизнесмену, образцовому отцу, который вынужден защищать детей от неуравновешенной матери?

Мир рушится окончательно. Они готовы отобрать у меня детей. Мою Нику, моего Даниила. Обвинить меня в психической неадекватности за то, что я не хочу мириться с изменой мужа.

– Подумай до завтра, Елена, – продолжает свекровь. – Один телефонный звонок – и к тебе приедет комиссия из опеки. А ты знаешь, как легко доказать, что мать-одиночка не справляется с детьми...

Она сбрасывает, оставляя меня в полной тишине дома, который больше не кажется моим. Дома, который завтра может стать единственным, что мне останется.

Смотрю на часы – время забирать детей из школы. Нужно держаться, улыбаться, делать вид, что всё в порядке.

***

Звук ключей в замке заставляет меня вздрогнуть. Пятница, половина седьмого вечера. Дети делают домашние задания наверху, а я сижу в гостиной с чашкой остывшего чая, пытаясь собрать осколки реальности после вчерашней встречи с адвокатом. Анна Громова открыла мне глаза на то, в каком катастрофическом положении я оказалась финансово.

Павел возвращается домой, словно ничего не произошло. Словно он не исчезал на четыре дня, не опустошал наши счета, не угрожал мне через родителей. В дверях гостиной он замирает, увидев меня.

– Привет, – говорит он осторожно, ставя на пол дорожную сумку. – Как дела?

– Нормально, – отвечаю ровно, не поднимаясь с дивана. – Дети наверху, занимаются.

Он подходит ближе, садится в кресло напротив. Выглядит отдохнувшим, загорелым. Новая рубашка, дорогие часы, которых я раньше не видела. Четыре дня «размышлений» явно пошли ему на пользу.

– Лена, – начинает он, и в голосе слышится знакомые нотки обаяния, которым он всегда умел пользоваться. – Я много думал. О нас, о семье, о том, что произошло.

– И к каким выводам пришёл? – спрашиваю, незаметно нащупывая в кармане телефон. Вчера записала на него приложение для скрытой записи разговоров. Анна Громова настояла – говорила, что любые признания могут пригодиться в суде.

– Я понял, что совершил ошибку, – он наклоняется вперёд, смотрит мне в глаза. – Серьёзную ошибку. То, что случилось с... с Вероникой... это было глупо. Мужская слабость, кризис среднего возраста, не знаю, как назвать. Но это ничего не значило.

Ничего не значило. Месяцы измен, ложь детям, украденные деньги – всё это «ничего не значило».

– Понятно, – киваю я нейтрально. – И что ты предлагаешь?

– Начать сначала, – его голос становится увереннее, видя, что я не кричу, не плачу, не швыряю в него предметы. – Забыть всё, что было. Поехать в отпуск всей семьёй, вспомнить, почему мы полюбили друг друга. Дети будут счастливы видеть нас вместе.

Дети. Он снова прикрывается детьми. Использует их как щит от моей ярости.

– А что с Вероникой? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал просто любопытно. – Вы больше не работаете вместе?

Лёгкое напряжение в его позе, быстрый взгляд в сторону.

– Она... уволилась, – говорит он после паузы. – Решила сменить работу. Переехать в другой город.

Ложь. Я видела её вчера возле его офиса, когда ехала к адвокату. Она никуда не увольнялась и не уезжала. Но играю его игру.

– Жаль, – говорю я. – Она казалась толковым специалистом.

– Да, неплохой, – он пожимает плечами с показным равнодушием. – Но таких специалистов много. Главное – мы с тобой. Наша семья.

Наша семья. О которой он вспомнил только когда понял, что я могу отобрать у него половину имущества и детей.

– Павел, – говорю я медленно, – а где ты был эти дни? Сказал детям, что у дедушки с бабушкой.

– Да, у родителей, – кивает он быстро. – Нужно было всё обдумать. Понять свои чувства.

– И что ты понял?

– Что ты – самое важное в моей жизни, – он встаёт, подходит ближе. – Что без тебя и детей я никто. Что готов сделать всё, чтобы восстановить твоё доверие.

Всё. Кроме честности, конечно. Кроме признания того, что творил за моей спиной.

– Даже бросить бизнес? – спрашиваю я, проверяя его реакцию. – Начать новую жизнь где-то, где нет соблазнов?

Он замирает, не ожидая такого вопроса.

– Лена, будь разумной. Компания кормит нашу семью. Даёт детям образование, тебе возможность работать врачом, а не думать о деньгах...

– Но именно компания стала источником проблем, – настаиваю я. – Именно там ты встретил её.

– Это больше не повторится, – заверяет он. – Я буду осторожнее. Установлю границы. Больше времени проводить дома.

Больше времени дома. Какая щедрость. Он готов больше времени проводить в семье, которую предавал.

– А что с нашими финансами? – спрашиваю я, включая запись. – Я проверила счёт. Там почти ничего не осталось.

Его лицо каменеет.

– Откуда ты знаешь пароли от счетов?

– Я жена. Мне положено знать о семейных финансах.

– Лена, – он садится обратно, явно выигрывая время. – Да, пришлось переместить некоторые средства. Инвестиции, новые проекты. Но это временно.

– Куда именно ты переместил наши сбережения?

– В развитие компании. В будущее нашей семьи, – он избегает прямого ответа. – Скоро всё вернётся с процентами.

– А ипотека? – продолжаю давить. – Какая ипотека на два миллиона, где я указана созаёмщиком?

Теперь он бледнеет.

– Как ты... – начинает, потом берёт себя в руки. – Это техническая формальность. Расширяем производство, нужны были площади. Банк требует созаёмщика для таких сумм.

– И ты решил подделать мою подпись вместо того, чтобы просто спросить?

– Я не подделывал! – вспыхивает он. – У меня есть доверенность на подписание документов от твоего имени.

– Какая доверенность? Я никогда не давала тебе доверенность.

– Давала! – настаивает он. – Два года назад. Нотариальная, бессрочная.

Моё сердце пропускает удар. Он прав. Два года назад, когда мы покупали этот дом, я действительно оформила доверенность – мне нужно было срочно лететь на конференцию, а сделка не терпела отлагательств. Я доверяла ему тогда. Доверяла безгранично.

– Значит, ты использовал мою доверенность, чтобы взять кредит без моего ведома?

– Я защищал нашу семью! – он начинает повышать голос. – Создавал финансовую подушку безопасности!

– Подушку безопасности? – не верю своим ушам. – Ты опустошил наш счёт и обременил дом кредитом, и это защита семьи?

– Ты не понимаешь, как работает бизнес, – говорит он снисходительно. – Иногда нужно рисковать, чтобы получить прибыль.

– Рисковать моими деньгами? Моей подписью? Моим домом?

– Нашими! – кричит он. – Нашими деньгами, нашим домом! Я глава семьи, я принимаю финансовые решения!

– ПАПА! – радостный крик Даниила прерывает наш разговор. Сын сбегает по лестнице, бросается к отцу. – Ты вернулся! Я скучал!

Павел обнимает сына, и на его лице появляется искренняя улыбка – первая за весь вечер.

– И я скучал, чемпион, – говорит он, взъерошивая Данилу волосы. – Как дела в школе?

– Хорошо! А ты привёз подарки?

– Конечно, – Павел подмигивает, доставая из сумки пакет с игрушками. – Для тебя и для Ники.

Ника спускается следом, более осторожно. В её глазах настороженность, которую Павел либо не замечает, либо игнорирует.