Измена. Ты нас променял (СИ) - Барских Оксана

Пока я говорила, Давид молчал, только смотрел на меня исподлобья, а я холодела с каждым произнесенным предложением. Когда я прокручивала всё это в голове, это звучало не так ужасно. А сейчас мне вдруг стало не только тошно, но и страшно. Получается, всю свою жизнь я не просто жила во лжи, я была слепа и беззащитна, как краснокнижный слепыш.

Глава 14

Я сидела в кафе в ожидании свекрови, тети Давида, и пыталась себя успокоить. Меня до сих пор лихорадило от разговора с мужем, и я никак не могла взять себя в руки. Обмахивалась руками, салфетками, даже кошельком, но всё равно ощущала прилив жара к лицу.

Глянула на часы. Без пяти минут час. Свекровь обычно пунктуальна, так что раньше времени не придет, и я отошла в уборную, чтобы охладить лицо. Конечно, так смоется косметика, благодаря которой я успешно скрываю свою сегодняшнюю бледность, но выбора особо нет. Либо бледная, как поганка, либо красная, как рак.

Я несколько раз ополоснула лицо холодной водой, а затем вперилась взглядом в свое отражение, видя напротив впалые щеки с выделяющимися скулами, и едва не плакала, скучая по тем временам, когда в моих глазах не было этой острой губительной агонии и боли, которая растекалась ядом по венам и отравляла меня изо дня в день. Вот только и сделать что-либо я была не в силах.

В моей ситуации было только два варианта – бороться за Давида и избавляться от Ольги, или бросать изменщика, начав самостоятельную жизнь. Я выбрала второй вариант, даже не раздумывая.

Когда я вышла, Жанна Игнатьевна уже сидела за заказанным заранее столиком и сделала заказ на нас двоих. Что-что, а чужое мнение порой ее мало волновало. Впрочем, против солянки и ташкентского чая я ничего не имела, так как при беременности они не противопоказаны.

– Добрый день, Жанна Игнатьевна, – поздоровалась я и после присела напротив.

– Не уверена, что добрый, Алевтин, – покачала свекровь головой и отложила телефон в сторону. До моего прихода она с кем-то активно переписывалась.

Несмотря на возраст, женщиной она была современной, не просто молодящейся, как многие другие, а именно шла в ногу со временем. Одевалась стильно по возрасту и пользовалась всеми гаджетами, не отставала от новшеств и порой о новых технологиях и вышедших моделях знала гораздо больше меня. Это я была как раз из той породы людей, которые с неохотой принимали новинки и изменения. Я всегда даже шутила, что в старости буду такой бабкой, сидящей у подъезда, которая будет ворчать “а вот в наше время таких наворотов сложных не было”

– В общем, с Давидом мне пока поговорить не удалось. Трубку не поднимает, шельмец, – покачала головой свекровь и тяжко выдохнула. – В общем, не буду скрывать, на фотографии, которую ты мне прислала, действительно, биологическая мать Давида. Моя младшая сестра Лариса. Не знаю, рассказывал ли тебе Давид, но долгое время мы и правда думали, что они с Демидом погибли в автокатастрофе на бензоколонке, ведь тела были найдены на месте взрыва. Мы и не проводили никаких ДНК-экспертиз, пока она не объявилась, когда Давиду исполнилось десять. Прибежала, когда ее любовник умер, а за ней потянулся ворох долгов. Я до сих пор думаю, что гибель Демида подстроил ее любовник – в те времена он был криминальным авторитетом, мог пойти на многое, чтобы никто не мешал ему миловаться с Ларисой. Она, конечно, уверяла нас, что в машине сидела любовница Демида, но я-то знаю, какой он был, не мог он так поступить со своей семьей. Лариса просто так хотела обелить себя в глазах сына, поэтому и наврала с три короба. Несмотря на то, что в наших с ней жилах одна кровь течет, мы с детства с ней были разные. Она вся такая шебутная, головная боль наших родителей, постоянно влипала в неприятности. Уж сколько отец вытаскивал ее с пьяных вечеринок, не сосчитать. Когда она замуж вышла, мы уж было вздохнули с облегчением, а потом она начала погуливать, пыталась скрыть, но мы же с родителями не слепые, молчали только и ничего Демиду не говорили, боялись семью разрушить, все-таки Давиду нужны были оба родителя – и мать, и отец. А как пришло известие, что они оба умерли, в течение года и родители мои слегли. Сначала мать, а затем и отец, не выдержал без своей любимой. Так что на долгое время мы остались с Давидом одни.

– Получается, Давид знал, что его мать жива и молчал, не говорил мне, – с горечью улыбнулась я и сделала глоток чая, пытаясь избавиться от першения в горле, яркого предвестника слезопотока. Вот только плакать мне сейчас никак нельзя. Жанна Игнатьевна не терпит слабости и слез, считает, что каждая уважающая себя женщина должна быть сильной и с самоуважением. А такие не показывают своих слез на публике.

– Не обижайся на него, она с нами только месяца три провела, а потом упорхнула за лучшей жизнью. Очередной богач ей предложение сделал, так что о сыне она и забыла. Давид, конечно, страдал, но перестал питать на ее счет иллюзии, так что я думаю, она для него и правда была умершей.

– Если она вышла замуж и снова исчезла, зачем же объявилась спустя столько лет? – задала я вопрос, но уже знала ответ, исходя из рассказа Жанны Игнатьевны.

– Наверняка очередной хахаль либо бросил, либо умер, вот и решила на старости лет присесть сыну на шею. Одно мне непонятно. Как так вышло, что она с Ольгой общается. Логичнее было бы с тобой, ведь ты жена Давида.

– Возможно, из-за его сына Данила, тоже, наверное, считает, что он наследник всего его состояния. Так что меня можно в расчет и не брать, Жанна Игнатьевна, я ведь так, сбоку-припеку, не стена, подвинусь, – с горечью произнесла я, вспоминая слова и мнение сотрудников нашей компании. Вот как видят наш брак с Давидом остальные.

– Что ты такое говоришь, Алевтина! Чтобы я не слышала больше такого! – рассерженно рявкнула свекровь и едва по столу кулаком не ударила, настолько ей не понравились мои слова. – Ты – законная жена Давида, его тыл. За каждым успешным мужчиной стоит женщина, и в вашем случае эта женщина – ты, а не какая-то Ольга.

Жанна Игнатьевна сморщилась, и у меня едва не вырвался смешок. Я вдруг представила, как бы они друг с другом взаимодействовали, но это казалось мне абсурдом. Свекровь никогда бы не приняла хабалистую Ольгу, уж слишком у них разные характер и представления о жизни и том, как себя стоит вести. Даже Давид, кажется, это понимал, не стеснялся говорить вслух, что меня не стыдно вывести в свет и показать партнерам, а вот Ольги он стыдится. До чего же у нее нет самоуважения, что она даже на такой формат отношений согласна.

– Я отойду, Жанна Игнатьевна, мне надо носик припудрить, – просипела я и схватила сумочку. Я никак не могла сдержать слез и не хотела, чтобы она стала свидетельницей моей слабости. Тогда мне точно не избежать часовой лекции, как должна вести себя настоящая леди.

Мне понадобилось время, чтобы привести себя в порядок в уборной, а когда я возвращалась к столику, вдруг услышала разговор свекрови по телефону. Мне бы, как воспитанной женщине, быстро показать свое присутствие, чтобы не ставить ее в неловкое положение, но я не смогла. Услышала то, что явно не предназначалось для моих ушей.

– Эдуард Генрихович, право слово, вы же знаете, что по пустякам я не звоню, и это срочно. Ей ничего не должно достаться, поэтому вы в срочном порядке должны заняться переоформлением документов. Немедленно. Дело не терпит отлагательств. Она дама особо неприятная и с характером, много, как это говорится, “вонять” будет. Не люблю таких плебейских словечек, но по другому в моей ситуации никак.

– Да-да, буду ждать, голубчик, весьма благодарна вам.

Она продолжала что-то еще говорить, а я стояла сзади и обтекала, понимая, что и меня ей удалось одурачить. Я-то думала, что она на моей стороне и хочет, чтобы Давид покаялся, планировала, что буду стоять на своем и убеждать ее, что наш брак подошел к концу. Да чего греха таить, у меня даже мелькнула мысль поделиться с ней радостной новостью, что я беременна от Давида, хотела попросить ее сохранить это в тайне, а оказалось, что я совершенно не разбираюсь в людях. В очередной раз.