Кавказский отец подруги. Под запретом - Рокси Нокс
— У бабушки? — переспрашивает озадаченно.
— Да, возьмите, пожалуйста, передайте Самире ее вещи.
— Если это тот вульгарный розовый костюм, то оставь его себе.
— Ничего он не вульгарный. Заберите, пожалуйста. Мне чужого не надо.
— Слушай, я так и не дозвонился до твоей матери. Она не берет трубку и не перезванивает мне.
— Должно быть она думает, что ей с работы звонят. Она вернулась.
— Тогда почему ты ушла из дома?
— Я сама так захотела.
— Алла, посмотри на меня, — Шерханов поднимает мое лицо, взявшись за подбородок. — Что случилось? Ведь ты не так просто мне позвонила, оторвала от…
— Простите, ради бога, что оторвала вас от дел. Я… просто… я…
Неожиданно его лицо оказывается в непосредственной близости к моему, и я затаиваю дыхание.
Смотрю на его потемневшие глаза, которые гипнотизируют мои губы.
Неужели он собирается меня поцеловать?
Сердце готово выпрыгнуть из груди от охватившего меня волнения.
— Алла, — повторяет он мое имя, а потом касается губами моих губ.
Я забываю, как дышать. Как думать, как говорить.
Его дыхание такое горячее, свежее.
Меня окутывает запах его одеколона, и не понимая, что делаю, я обвиваю его шею рукой и целую в ответ.
Его горячая ладонь ложится на мое бедро.
Мы целуемся жадно до тех пор, пока не ощущаем нехватку кислорода.
Отстраняемся друг от друга, тяжело дыша.
Я прячу глаза.
А вдруг я неверно истолковала его намерения. Может он крошку с моих губ хотел убрать, а я…
— Это больше не должно повториться, — говорит Булат Муратович глухим голосом.
Он сожалеет о нашем поцелуе!
— Да вы правы… правы. Я пойду.
— Подожди… Не рассказывай никому об этом.
— Не волнуйтесь. Вышло недоразумение. Я уже обо всем забыла! Спокойной ночи.
Выскакиваю из его машины и торопливой походкой возвращаюсь к подъезду.
Осознаю, что у меня нет ключей, и я не помню номер квартиры Таисии Петровны, и стою, как идиотка в ожидании, что кто-то войдет или выйдет.
Булат Муратович тоже почему-то не отъезжает.
Он разворачивает машину и подъезжает ближе.
Нет-нет… а если бабушка смотрит в окно? Она может подумать, что я состою в отношениях со взрослым мужчиной.
Отворачиваюсь лицом к двери, молясь, чтобы он просто проехал мимо.
Холод струится по голым ногам. Я додумалась выйти на улицу в домашних шортах.
— Какие-то проблемы? — спрашивает Булат Муратович через открытое окно авто.
— Все в порядке. Езжайте.
Вдруг тяжелая железная дверь открывается, чуть не стукнув меня по лбу, и я прошмыгиваю в подъезд.
На лестнице наконец могу перевести дух.
Губы горят, щеки тоже, несмотря на то что я замерзла.
Зачем он целовал меня, а потом сухо сказал, что это не должно повториться?!
Неужели я настолько наивна, что приняла минутную слабость за нечто большее? Как теперь смотреть ему в институте? Ведь придется, никуда не деться от встреч.
Что же я наделала?
Надо было оттолкнуть его, отстраниться, напомнить, что я его студентка, а не целовать его так, будто влюблена в него по уши!
Таисия Петровна открывает дверь с суровым выражением лица:
— Чего трезвонишь?
— Вы… у меня нет ключей. Вы мне их не дали.
— Когда бы я успела тебе их дать, ты ж как стрекоза тут же улетела. Вон висят, — указывает пальцем на домик-ключницу, висящий на стене в прихожке. — И смотри, не потеряй. А то замена замка будет за твой счет. Я не хочу, чтобы воры ночью к нам зашли и обокрали.
— Не потеряю. Если вам больше ничего не нужно, то я пойду спать.
— Иди.
— Спокойной ночи.
Быстро переодеваюсь в теплую пижаму и забираюсь под одеяло. Но сон не идет. В голове снова и снова прокручивается сцена в машине. Его лицо, его руки, его слова…
"Это больше не должно повториться."
Как будто я сама мечтаю о продолжении! Как будто я — охотница за строгими преподами. Да что он вообще обо мне подумал?!
Всю ночь ворочаюсь, и сердце то замирает от восторга, то проваливается в бездну стыда.
Утром просыпаюсь разбитая, с тяжелой головой. Идти в институт нет никакого желания, но пропускать пары нельзя. Придется собраться с духом и сделать вид, что ничего не произошло…
Глава 18
Шаги мои гулко отдаются в почти безлюдном коридоре. Сегодня какой-то странный день, будто все сговорились покинуть стены института. Или это только мне так кажется, потому что в душе скребут кошки?
Булата Муратовича нет всю неделю, он уехал читать лекции в дочерний филиал нашего института. Тоска накатывает волной, несмотря на мои попытки выкинуть его из головы.
Как же я скучаю по его хмурому лицу, по его голосу, по его… просто по нему. С этими мыслями прохожу мимо пустующего кабинета Шерханова, запрещая себе хоть одним глазком заглянуть за дверь.
Внезапно чья-то сильная рука хватает меня за запястье и рывком затаскивает внутрь. Сердце подпрыгивает к горлу, я вздрагиваю от неожиданности.
— Что вы делаете?! — выдыхаю я. — Не надо так пугать!
Шерханов стоит передо мной, загораживая собой выход. Он такой… большой и сильный.
— Алла, пожалуйста, — его голос звучит приглушенно, почти умоляюще. — Не говори с Самирой… про это. Про наш поцелуй.
Слова падают камнем, напоминая о том, что я так отчаянно пыталась забыть. Поцелуй… Просто случайность? Ошибка? Или что-то гораздо большее? Раздумья прерываются новой волной головокружения. Он тоже помнит об этом…
— Булат Муратович, я ведь обещала вам.
— За эти дни могло многое измениться. Меня не было…
Аромат его парфюма дурманит голову. Сегодня он пахнет ярче, чем обычно. Свежестью, мужской силой, немного хвоей. Одет как обычно безукоризненно. И золотая цепь на месте.
Ловлю себя на том, что мне хочется пройтись по его щеке пальцами, почувствовать мягкость или колкость его щетины.
Взгляд Шерханова прожигает меня насквозь.
— Вы ведь отлично знаете, что ничего не изменилось.
Он не двигается с места. Его рука по-прежнему сжимает мое запястье, хоть и не так сильно, как секунду назад. Кажется, он боится, что я убегу. А может быть, он боится самого себя. Вижу, как борются его чувства, вижу смятение в его взгляде.
— Алла, я… — он обрывает фразу на полуслове, словно боясь произнести то, что у него на сердце. — Я не знаю, что со мной происходит. Эти дни были для меня как пытка. Я хотел видеть тебя.
В этот момент чувствую, как рушатся все мои барьеры. Вся та маска безразличия, которую я так старательно надевала на себя все эти дни разлуки. Как сладко и горько одновременно слышать эти слова!