Полный творческий контроль - Джоанна Чамберс

и обиду.

Иногда люди говорили Аарону, что считают его святым за то, что он терпит

Льюиса, удивляясь его терпению и способности переносить его настроения. Они, похоже, не замечали положительных сторон Льюиса. Каким страстным он был, каким талантливым и творческим. Как он заряжал этой креативностью сами

частицы воздуха вокруг себя, делая все более захватывающим, более интересным, более энергичным... просто более. Аарону не было дела до сварливости Льюиса -

это было лишь поверхностное явление, способ Льюиса справиться с кем-то или

чем-то, что вставало между ним и тем, чего он пытался достичь. Потому что Льюис

был целеустремленным. Он был абсолютно сосредоточен на том, чего пытался

достичь.

Если бы Аарон и Льюис перестали работать вместе, Аарону бы этого не хватало.

Он уже представлял себе, как это будет происходить. Когда они окажутся в разных

частях здания, работая над разными проектами, их взаимодействие неизбежно

сведется к быстрым приветствиям в коридоре или неловким подначкам на

рождественской вечеринке.

Аарон нахмурился, ему не нравилась эта мысль. Не нравилось, что от нее у него

сжимается живот и болит грудь. И не хотелось разбираться, почему он так себя

чувствует. Запихнув мысли обратно в коробку, он захлопнул крышку и начал идти

быстрее.

Его настроение поднялось, когда он торопливо спустился по ступенькам в метро, подхваченное толпой людей, направлявшихся домой или на ночь в город. Сейчас

было не время размышлять о своем будущем. Впереди его ждал вечер с друзьями, а

после него - выходные с Льюисом Хантером в загородном поместье

мультимиллионера.

В общем, жизнь была чертовски хороша.

О завтрашнем дне можно было позаботиться потом.

Глава семь

Льюис

В тот вечер Льюис не позвонил Мейсону. Он собирался это сделать, но мысль о

неизбежных вопросах, которые последуют за этим, практически вывела его из

равновесия. Даже если ему удастся изложить какую-то приемлемую причину, Мейсон начнет анализировать сказанное, и в итоге получится грубость. Вместо

этого он решил отправить дорогую композицию из цветов с кратким, но четким

объяснением, на составление которого, учитывая, что он был писателем, у него

ушло постыдно много времени.

«Это сообщение?» - спросила женщина на телефоне, когда он передал ей заказ. В ее

голосе звучало неодобрение.

«Это оно», - подтвердил Льюис.

Она зачитала ему текст. «Мне понравилось наше общение, но я не хочу продолжать

с тобой отношения, поэтому нам обоим пора двигаться дальше. Счастливой жизни.

Л.» Наступила неловкая пауза, а когда женщина заговорила снова, ее голос был

ледяным. «Все верно?»

«Да».

Что еще можно было сказать? Мейсон хотел знать «почему»? Что ж, причина была.

Слова были грубыми и, конечно, не самыми изящными из тех, что он когда-либо

писал, но они были правдой.

Женщина хмыкнула. Для Льюиса это прозвучало как осуждающее хмыканье, и в

его

душе

пронесся

импульс

смущенного

негодования.

Какой

смысл

приукрашивать? В конце концов, смысл будет тот же. Кроме того, не его вина, что

от Мейсона так трудно отмахнуться. В одном Аарон был прав: Льюису нужно было

быть предельно честным с этим парнем, если он хотел, чтобы Мейсон перестал его

доставать.

Разобравшись с заказом цветов, он съел на ужин приготовленную в микроволновке

пасту, а затем вернулся к работе. Когда он закончил работу над сценарием, было

уже за полночь, и у него болело плечо. Однако он не чувствовал ни малейшей

усталости, несмотря на то что пришел сегодня в офис рано. Треугольник Эми-Скай-Фаолан коварно зудел в глубине его сознания, не давая ему покоя. Он не мог

перестать думать об этом. Или о предстоящих выходных в Сейфхейвене.

Или о том, что там будет Аарон.

Ему нужно было поспать, но он чувствовал себя беспокойным и напряженным.

Даже долгий горячий душ и дрочка не помогли.

Выпить - вот что ему нужно, решил он, пробираясь на кухню в одних трусах. Он

открыл бутылку вина, взял бокал и отнес их в гостиную.

Решив, что музыка поможет ему отвлечься, он перебрал пластинки в своей коробке

с записями и наконец остановился на альбоме Долли Партон. Осторожно вынув его

из упаковки, он поставил его на проигрыватель и опустил иглу. В динамиках

раздалось шипение и треск, когда игла прошлась по многолетним царапинам, а

затем зазвучала музыка.

Альбом принадлежал его маме. Оуэн разрешил ему забрать все ее пластинки. Их

было не так уж много. Долли, ABBA, Culture Club, Уитни Хьюстон, несколько

старых сборников хитов семидесятых и восьмидесятых годов. Ничего общего, просто случайная подборка того, что ей нравилось, или того, что, по мнению кого-то другого, могло ей понравиться. Ей определенно нравилась Долли. Он помнил, как она часто играла эти песни и подпевала.

Устроившись на диване, он попытался позволить музыке прогнать спутанные

мысли, но сегодня это не получилось. Его тело расслабилось, но зуд в мозгу не

утихал. Тони была права. Отношения Фаолана и Ская были важны для него. Он

просто не мог понять, почему, и эта мысль не давала ему покоя.

Он не спеша прослушал обе стороны записи и выпил почти всю бутылку вина, но в

конце концов не смог больше сопротивляться. Он схватил с журнального столика

блокнот на спирали и начал делать заметки - извилистый, бурный поток сознания о

Скае и Фаолане и всех тех нитях, которые их связывали. Только когда он начал

выливать все это на страницу, напряжение начало покидать его. Но даже тогда он

все еще чувствовал, что ему чего-то не хватает. Чего-то важного, что ему нужно

было прояснить до того, как он завтра начнет мозговой штурм с Тони и Аароном.

Что-то, что помогло бы ему объяснить Аарону, на какие компромиссы необходимо

пойти.

В какой-то момент он осознал, что веки наконец-то опустились на его горячие

глаза, а затем, совершенно неожиданно, его захлестнула тягучая волна усталости, заставившая его сдернуть со спинки дивана плед, натянуть его на себя и наконец

провалиться в изнуряющий сон.

_________

Он проснулся от того, что кто-то стучал молотком в его входную дверь. В

замешательстве он моргнул, затем резко поднялся на ноги, только после этого

осознав, где находится. «Что за...?»

Снова раздался стук.

«Хорошо!» - крикнул он. «Я иду». Соскочив с дивана, он тут же споткнулся о

запутавшийся в ногах плед и отправил в полет открытую бутылку красного вина, стоявшую на полу. Он не думал, что оставил в ней много вина... но когда оно

расплескалось по кремовому мохеровому ковру, это