Развод в 45. Предатель, которого я любила - Лила Каттен
Больше нас ничего не может удержать в этом браке.
– То есть как это, Олеся?
Никита сглатывает и, нервничая, опускает обе ладони на колени, потирая их.
– Все просто. Я знаю о твоей любовнице. И я терпела все это слишком долго ради сына и его спокойного поступления в университет. Теперь, больше нет смысла сохранять брак. Можешь быть свободен.
– Я? Свободен? – он вскакивает на ноги и принимается ходить от стены к стене. – Ты терпела…
Он нервно смеется, запустив пальцы в волосы.
– Я свободен, – бормочет под нос. – Я просто… Нет, я в шоке. И… и что? – заикается. – Что дальше? Расскажешь всем, что я ушел к другой? Так выходит?
– Почему тебя удивляет причина? У тебя появилась любовница. Ты мне изменяешь. Ты, а не я. Другой причины я не могу озвучить, потому что ее нет.
– Но именно ты заговорила о разводе. Не я.
Его слова меня так сильно поражают, что я недоуменно смотрю на мужа. Он что, серьезно?
– О, так ты решил жить с двумя женщинами и не быть в разводе? Это вообще как? Может быть, ты запланировал ее переезд в спальню сына, раз он уехал?
– Не неси чушь.
– Тогда будь мужиком, раз уж пошел налево, – прикрикиваю на него, и он удивленно поднимает брови.
Привык к тихой и робкой Олесе. Признаться честно, я сама в шоке от своей храбрости.
– И как же ты будешь без меня, а? Как? Все эти твои попытки встать на ноги, массажи и… реабилитация. У тебя очередная операция в сентябре.
– Так тебя все-таки волнует мое состояние? От боли за меня ты нашел себе другую женщину? Или из жалости? Откуда в тебе столько лицемерия, Никит? Откуда? И откуда столько трусости сейчас?
– Это не трусость, – чеканит чуть ли не по слогам. – Это сопереживание. Сочувствие. Поддержка.
– Синонимами меня поддержать решил. Спасибо. Но на этом все. Наш сын уехал. Сдал экзамены и поступил. Больше я тебя не держу.
– Ты… Она меня не держит. Потрясающе, – снова смеется, разговаривая сам с собой. – Знаешь, что, прекрасно, – разводит руками. – Просто отлично. Но, – поднимает в мою сторону указательный палец, держа его ровно, – ты берешь на себя ответственность в этом разводе. Сыну и дочери расскажешь, что ты приняла это решение.
Смотрю на него и так горько сожалею, что вижу некогда своего мужчину, в которого была влюблена двадцать лет таким слабым духом.
– Посмотрим, что ты скажешь мне через неделю или месяц, Олеся.
– Просто уходи, – разочарованно произношу. – Уходи. К ней.
Он кивает и, одарив странным, сожалеющим взглядом, вылетает из кабинета, громко хлопнув дверью. А я вздрагиваю от этого удара. Словно кто-то сжал мое сердце настолько, что оно взорвалось, как воздушный шарик в тисках.
Глава 1
Несколько месяцев назад
Апрель
Проверив время, включаю ноутбук. Набираю номер своей ученицы и когда она принимает вызов, улыбаюсь в камеру.
– Карина, здравствуй.
– Здравствуйте, Олеся Ивановна.
– Как у нас сегодня дела?
– Все хорошо, недавно пришла со школы. Сделала уроки и сидела, ждала вашего звонка.
– Твое горло в порядке? Что сказал врач?
– Что я готова продолжать заниматься. Но оставила прогревания.
– Это очень хорошо. До концерта осталось три недели. Этого достаточно подтянуть то, что не получалось. Насчет игры ты уверена? Это может отвлекать от вокала. Требуется подготовка.
– Мама уже заказала синтезатор.
– Что ж, я только за, – улыбаюсь и поднимаю руки в знак согласия.
– Тем более у вас же получается.
– Мне не тринадцать лет, но я уверена, что ты тоже сможешь. Итак, начнем.
Девочка с улыбкой на лице садится прямо и ждет начала занятия. Я кладу руки на клавиши и киваю, дав понять, что мы начинаем.
Коротко перебираю ноты пальцами и вхожу в ритм.
– Давай-ка распоемся, – провожу по черно-белым полоскам пальцами, разминая их. – Подышим, – напеваю и тяну: – М-м-м… Повторяем.
Она делает следующие повторения за мной в точности. Я не веду с ней диалог. Я пропеваю его.
– Ла-ла-ла, открываем пошире рот. Тянем последнюю букву.
Ученица повторяет, и я киваю, слушая, как хорошо у нее получается. Перехожу на октаву выше, и мы пропеваем по кругу эти прекрасные: «ля», «но», «да».
– Молодец. Попробуем уйти вниз.
Мои пальцы порхают не сбиваясь. Сердце подпевает нам обеим, а тело словно плывет по волнам звучащих нот.
– Теперь вытягиваем шею и берем самую низкую ноту. Ищем ее глубоко внутри, расслабляем горло и позволяем ей выйти наружу. Не сгибаем шею, а держим подбородок ровно девяносто градусов по отношению к своему телу.
Она делает, и я повторяю снова:
– Умница. Ниже.
Когда у нее получается, я мягко заканчиваю и убираю руки с клавиш.
– Мне нравится то, как ты умело играешь со своим голосом. В качестве тренировки ты можешь ходить по дому и играть. Как по лесенке «А-а-а-а», – жестикулирую от нижней к верхней. – От низкой к высокой и обратно – а-а-а-А.
Показываю ей без музыки, чтобы она хорошо слышала эти переходы, когда из-за приоткрытой двери доносятся голоса двух разговаривающих женщин, проходящих мимо комнаты Карины.
– Ну а куда Никита уйдет? Она инвалид, Даш.
Первое, на что я обращаю внимание, – мужское имя «Никита», а второе сочетание слов «она инвалид».
Я не знаю, почему заостряю на этом внимание. Но голос матери Карины я узнаю́ сразу. Второй нет. Он даже не кажется знакомым.
– Ну он же ее не любит? – продолжают женщины.
– А какая разница? Старший Артур скоро поступит, а младшей дочери четырнадцать вроде, – вот на этом мое горло сжимает в тисках и кажется, что я больше ни одной ноты пропеть не смогу в своей жизни.
Артур – наш девятнадцатилетний сын, Лене действительно четырнадцать. Все верно. Я
