Разреши любить (СИ) - Джейн Анна

- Зачем ты вышла за него? - спросила я вдруг.

- Жизни красивой захотела, - призналась Мэри. - Я из семьи алкашей, с четырнадцати работаю сама. И полы в супермаркете мыла, и вебкам моделью была. Потом твоего отца в баре встретила и понеслось. Хочу всегда иметь кучу бабла.

- И тебе не страшно?

- Страшно быть нищей, - жестко ответила Мэри. - Пока-пока, дочурка!

И она упорхнула из комнаты. А я закрыла дверь на замок и легла в кровать. Нужно достать телефон и связаться со Стасом - он велел доложить ему, как дела.

Глава 19. Новая жизнь тени

Несмотря на то, что у меня появились ноутбук и телефон - разумеется, одни из самых современных, мощных и дорогих - я не связывалась ни полицией, ни с Костей и Игнатом, ни со Стешей. Нет, не из-за страха умереть. Из-за страха, что умрет моя мама - точно так же, как несчастная медсестра Даша. Я стала покорной рабыней.

Сначала я жадно читала сводки новостей о нашей с мамой мнимой гибели. Со стороны все это выглядело ужасно страшно - авария, пожар, три смерти... Смерть Владиславы, бедной Оксаны и монстра. Моего родного отца.

Он погиб, а я все еще ненавидела его. Если бы не он, ничего бы этого не произошло! Он похитил меня, погнался за мамой, спровоцировал аварию... Из-за него погибли люди, поломались судьбы. Монстр смог испортить нашу жизнь даже после смерти - наверное, он был счастлив в своем персональном аду. Счастливо смеялся, сидя в котле.

Еще я читала о Косте - многие издания писали о его болезни, кто-то даже предсказывал крах империи Елецкого, однако после операции ему стало лучше. Сейчас он восстанавливался, и я улыбалась сквозь слезы от радости. Костя - один из самых волевых и сильных людей, которых я знала. Он не уйдет просто так. И не может оставить Игната.

Затем я позволила себе зайти в соцсети, и когда свайпала по экрану, мои пальцы снова дрожали. Впрочем, это стало моим постоянным состоянием. Тремор, тревога и учащенное сердцебиение.

Аккаунт моей Стешеньки был открытым, и я без проблем зашла к ней. Она выложила лишь одну новую фотографию - совместную, с нашими кроссовками. Прошлым летом мы носили похожие белые кроссовки и как-то на набережной решили сделать фото сверху, чтобы было видно лишь ноги.

Пост был подписан коротко: «Наша дружба будет вечной».

Эти слова, словно резкий толчок в грудь, выбили дыхание. Смахнув слезы с ресниц, я улыбнулась своей лучшей подруге, оставшейся в той, старой жизни. Моя хорошая, надеюсь, ты справишься. Начнешь ценить себя и полюбишь - так, как любила и ценила я. Пусть твои мечты сбудутся. И твои прекрасные истории покорят сердца, как однажды покорили мое.

У Игната был закрытый профиль, однако я увидела, что вместо аватарки у него появился черный квадрат. Я смотрела на этот черный квадрат, и понимала, как много за ним кроется.

Игнату больно. Моему любимому мальчику больно, и это я виновата.

- Прости, прости, прости, - шептала я, сидя в полутьме с телефоном в руке. Он не заслужил такой боли.

Наверное, это было странно, но... Я молилась о том, чтобы Игнат скорее забыл меня, нашел другую девушку и был счастлив. Наверное, именно в тот момент я поняла, что настоящая любовь - это не когда тебе нужна взаимность. Настоящая любовь - это когда ты хочешь, чтобы твой любимый человек был счастлив. И не важно, с тобой или нет.

Я коснулась губами черного аватара, представляя, словно целую Игната в щеку. А затем вышла из соцсети.

Несколько часов я лежала на полу, сотрясаюсь от беззвучных рыданий и закрывая ладонью рот, чтобы никто не услышал всхлипов. А когда за окном занялся тускло-фиолетовый рассвет, я встала твердо решив, что в соцсети я больше не зайду. Не стану искать встречи с прошлым и с любимыми людьми. Иначе сойду с ума. Умерла - так умерла.

Это был мой осознанный выбор, который дался безумно тяжело. Но иначе было нельзя.

Если мой родной отец был монстром, может быть, и я тоже монстр? Монстр в новой шкуре и с новым именем.

Владислава окончательно убила Ярославу.

***

Спустя пару дней после приезда Стас позволил мне поговорить с мамой. Не знаю, откуда у меня нашлись силы, но я не плакала, а говорила ей, что все будет хорошо, и что я обо всем позабочусь. Она тоже сдерживала слезы, хоть и с трудом, и шептала, что любит меня. А когда сказала: «Дочка, не слушай эту мразь, беги, спасайся, обо мне не думай!», Стас тотчас забрал телефон и ударил ее.

Услышав мамин сдавленный крик, я сжала пальцами покрывало кровати, на которой сидела. А когда услышала голос недовольного Стаса, хрипло попросила:

- Не трогайте маму.

-  Твоя мать плохо себя ведет, - хмыкнул этот подонок.

- Пожалуйста, не бейте маму, - повторила я, сильнее сжимая покрывало.

- Да я вообще убить ее могу, дуру эту тупорылую! - отрывисто гаркнул он.

-  Не можете. Убьете маму, я все расскажу Вальзеру. Мне будет нечего терять, - сказала вдруг я, не понимая, откуда нашлись на это силы.

Он захохотал.

-  Условия мне ставишь, милая, а? Не рано ли?

- Я должна разговаривать с мамой каждую неделю. Я должна знать, что она жива и здорова. Иначе Вальзер обо всем узнает. Мне все равно на то, что будет со мной. Но ее не смейте трогать.

Наверное, в моем голосе было что-то такое, что заставило Стаса согласиться. Должно быть, он уловил отчаяние - то самое, из-за которого люди готовы на все.

- Ладно, - неохотно ответил он, чуть подумав. - Раз в месяц разговор по телефону. Раз в три месяца - по видеосвязи. Чем лучше будешь себя вести, тем чаще сможешь общаться с мамочкой.

- Работаем по бартеру. Ты - мне, я - тебе. Может быть, даже увидеться вам разрешу. И смотри, хорошо играй свою роль. Иначе станешь убийцей матери.

Его последние слова стали моим проклятьем. Они то и дело всплывали в моей голове как предупреждение, мерцающее красным светом.

***

Прошло несколько месяцев.

Я жила в доме Вальзера, но ни разу не назвала его отцом - язык не поворачивался сделать это. Я влекла существование собственной тени, по большей части находясь в своей комнате и почти ни с кем не разговаривая. Мэри выбрала позицию позитивного нейтралитета. Она мило улыбалась мне в его присутствии и болтала забавные глупости, например, удивлялась тому, как много книг я читаю. Сама она в жизни прочитала лишь две книги, чем гордилась. Однако, когда мы оставались наедине, Мэри не превращалась В злобную мачеху, как того требовала классика. Ей было все равно на меня, пока муж давал деньги.

Сам Вальзер не настаивал на общении - видимо, понимал, что дочери, которую он не видел много лет, нужно было время, чтобы привыкнуть к нему и его дому. Он вел себя спокойно и тактично, но порою его взгляд и голос становились такими, что делалось не по себе. Я чувствовала монстра, скрытого под личиной обычного с виду человека. И боялась, что однажды он узнает правду.

Мне приходилось выдерживать двойной контроль. С одной стороны меня контролировал Стас, который время от времени напоминал о себе по телефону. С другой стороны это делал Вальзер, который на старости лет явно стал сентиментальным и хотел обеспечить единственной дочери достойную жизнь, однако от себя не отпускал. Он явно чувствовал вину и перед Владиславой, и перед ее несчастной матерью, поэтому порою начинал играть роль щедрого отца. Подарил недвижимость, переписал какие-то компании и активы, завел счет в банке, на котором было немыслимое количество денег... Также заставил взять свою фамилию, и теперь мое полное имя было Вальзер Владислава Ильинична. Иногда после ужина мы гуляли с ним по сосновому бору, наполненному чистым хвойным воздухом. Сначала молчали, потом он начал вести со мной беседы. Наверное, Вальзер видел в своей дочери дикого недоверчивого щенка, и пытался приручить. Возможно, это у него получалось, потому что я стала бояться его меньше. Не так панически, и даже могла разговаривать почти нормальным голосом.