Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ) - Рябинина Татьяна
— Тогда рассказывайте, в чем проблема.
Саша говорит за нас обоих, я сижу и разглядываю свои колени.
— Нагуглили, что это кондиломы, — заканчивает она.
— Продвинутые пациенты, — хмыкает Чумак. — Сами диагнозы себе ставят по интернету. Ладно, сейчас проверим.
Осмотрев сначала Сашу, потом меня, она просит медсестру взять какие-то мазки, и это оказывается здорово неприятно.
— Значит, так, — говорит, когда мы снова садимся у ее стола. — Это действительно кондиломы, но масштаб бедствия небольшой, за один сеанс все можно подчистить лазером. Сможете в понедельник с утра подойти?
Лазер лазером, но…
— Извините, — на Сашу стараюсь не смотреть, — мы прочитали, что инкубационный период до шести месяцев, а у нас… четыре года никого не было. Других. Партнеров.
— Вы кто по профессии, Иван Федорович? — спрашивает врач со снисходительной улыбкой.
— Гидролог.
— Если я за пять минут в сети что-нибудь гидрологическое нагуглю и вам расскажу, наверно, это тоже смешновато будет. Нет, все так, от двух недель до шести месяцев обычно. Но бывает, что вирус попадает в организм и засыпает. Надолго. До пяти лет может проспать. А потом стресс, болезнь, перемена климата — и здрасьте, вот он я. Спорим, об этом вы не читали? Если никто из вас не врет, то вполне может быть подарок от прежних отношений. Тут уж вам виднее. Так записывать вас на понедельник? Потом только конец недели свободен.
Мы выходим на улицу, и Саша ловит мою руку.
— Вань… прости, пожалуйста.
Уточнять нет необходимости, я думаю о том же. О том, что мысленно уже успел обвинить ее и вынести приговор. Мы оба успели.
Нет, ну а что, жалко скулит кто-то внутри, написано же было.
И тут же из обороны в нападение: а ты уверен, что это правда, как врачиха сказала, подарок из прежних отношений? Уверен, что Сашка все-таки не врет? Что не свежачок?
Уверен!
Все, проехали!
Уже потом, не через год и не через два, я пойму, что именно тогда вирус сомнения пробрался в нас обоих и уснул… на время.
________________
*Тамара Чумак — героиня книги «Чума вашему дому»
Глава 13
Александра
июль 2022 года
Где-то на третий или четвертый день мне уже казалось, что мы раскатываем по озеру как минимум месяц. Однообразие отупляло до состояния автопилота.
Вода, вода, вода… Брызги воды, запах воды, белесое от влаги низкое небо, похожее на затертые, застиранные джинсы. Острова, поросшие лесом. Скалы и валуны. Нежаркая, но изматывающе душная погода. Пробы, записи…
Однако был в этой монотонности один плюс, и довольно жирный. Она гасила эмоции. Мысли, само собой, никуда не девались, потому что мы почти не разговаривали, но они стали какими-то… я даже не знала, как это назвать. Более трезвыми, холодными. Я словно смотрела на нас двоих со стороны. Или откуда-то сверху, с этого полинявшего неба. Не только на нас нынешних, но и на тех, какими были когда-то.
Может быть, именно этого отстраненного, обреченно спокойного взгляда мне и не хватало раньше, чтобы во всем разобраться?
Да, исправить уже ничего нельзя. То, что нас по-прежнему тянет друг к другу, ничего не меняет. Наоборот, только усугубляет. Потерять доверие легко, вернуть — практически невозможно. Как только мы перестали верить друг другу, в эту трещину стали просачиваться ревность, подозрения, обида, желание досадить… отомстить? Чем дальше, тем больше, больше.
А ведь я сама привела Киру к нам домой. Еще до того как она вернулась в универ. Зачем? Ведь я уже тогда перестала безоглядно доверять Ивану. Иначе чем объяснить эти уколы ревности, когда он где-то задерживался или, к примеру, придирчиво подбирал перед зеркалом галстук к рубашке?
— Класс, — говорила я с противной улыбочкой. Вроде бы в шутку, но… — Девочки оценят. Ах, скажут, какой наш Лазутин няшечка.
А если Ванька злился, эти уколы становились еще глубже, еще больнее.
Iuppiter iratus…* не так ли?
Сейчас, когда я сидела на корме, положив ноги на теплую спину Лисы, и смотрела Ивану в затылок, вдруг пришло в голову странное.
А не провоцировала ли я его подсознательно, приглашая Киру в гости? Нет, не в самый первый раз, когда она напросилась сама, а потом. Иначе зачем так пристально следила за ней, за ним — за ними обоими? Наблюдала, как они смотрят друг на друга, как разговаривают. Чего я добивалась, что хотела увидеть? Убедиться, что все выдумываю, что они друг к другу равнодушны? Или, наоборот, искала подтверждений, что мои подозрения имеют под собою почву? А может, даже хотела этого?
Ученый — это не диплом, не диссертация с научным званием. Это особый модус — что вивенди, что операнди**. В первую очередь, склонность и способность к анализу. Вот только в личных отношениях у нас обоих этот режим почему-то отключался. Голова вчистую проигрывала влечению и эмоциям. Но сейчас, когда я сидела и смотрела в озерную бесконечность, многое виделось совсем иначе. Телесное волнение никуда не делось, но оно стало фоновым, похожим на белый шум. Зато чувства не кипели, не бурлили, как раньше, словно остуженные водой и ветром.
Иван тоже о чем-то думал, уходя глубоко в себя. На точках глушил двигатель, разворачивался поперек волны и против ветра, чтобы не так сильно сносило, молча брал прибор и опускал в воду. Я, конечно, могла и сама, но с риском свалиться за борт, что, видимо, представлялось ему большим злом.
Маршрут менялся мало, разве что направление: если надо было забрать из Куги продукты, то южную часть озера оставляли на вечер. Ну и к островкам, по туалетным делам и чтобы размять ноги, приставали к разным. Где-то были полусгнившие мостки, а где-то приходилось, закатав штаны до бедер, соскакивать с борта в воду. Кстати, проблему штанов я решила: надевала тонкие трикотажные лосины, а сверху шелестяшку. Тоже парник, конечно, но хлопок хотя бы впитывал пот. Ну а в дождливые дни в самый раз приходились вейдерсы в комплекте с курткой и дождевиком сверху.
На некоторых островах были туристические стоянки с кострищами и местами для палаток, а где-то все выглядело так, словно там вообще никогда не ступала нога человека. Сказочная красота! А вот заброшки производили тягостное впечатление. В одних было всего два-три дома, в других побольше, но отовсюду люди давно ушли, бросив все ненужное. Покосившиеся стены из полусгнивших серых досок и бревен, слепые оконца, провалившиеся крыши и высокий, до пояса, бурьян. Плеск волн и заунывный вой ветра над всем.
Я находила в этом что-то созвучное нашему настроению. Мы оба были как эти брошенные деревни. Пустые, разрушенные…
— Что это? — спросила я, увидев рядом с одним таким домом воткнутый в землю ржавый нож. Он торчал острием вверх, под углом, а под ним стояла позеленевшая от плесени и патины миска.
— Заговор на стояк, — усмехнулся Иван.
— В смысле? — не поняла я.
— В буквальном — чтобы член стоял. Озерных духов об этом просят, еще с языческих времен. До сих пор практикуют. На нож воду льют, чтобы в миску стекала, и дают мужику пить утром и вечером. А когда льют, приговаривают: «Как нож стоит крепко, не сгибается, не шатается, так бы и хуй раба божьего такого-то перед женским мясом не сгибался бы, не шатался бы». Цитирую дословно. Это мне дед Ленька рассказывал, а его предки здесь всегда жили.
Меня словно кипятком окатило, и я отвернулась, чтобы Иван не увидел моего лица.
— Карелы? — спросила, лишь бы не молчать.
— Нет. Коренные волозеры — потомки вепсов. Когда новгородцы начали их теснить, одни ушли дальше на север, других перебили, третьи смешались с пришлыми. Интересно, что у женщин здесь еще встречаются характерные черты: волосы желтые, нос и скулы широкие, кожа очень светлая. А мужчин уже и не отличить. Ладно, пошли на катер.
Я посмотрела на него искоса, и воздух вдруг застрял в горле, став твердым и колючим. Иван стоял, засунув руки в карманы, глядя себе под ноги, и выражение на лице… я узнала его.