Спаси сердце короля - Фэя Моран
И сон оборвался.
Липкий пот покрыл тело, и парень с дрожью раскрыл глаза, привставая с постели. Униженный собственным сном, страхом, контролирующим сердце. Он почти не верил в то, что одна-единственная девушка может так притуплять его разум, делать его таким уязвимым, но одновременно с этим наполнять силой, которая ранее могла понадобиться для того, чтобы её уберечь. А теперь оберегать некого. Значит, всё было напрасно.
Гай встал с постели и взглянул на часы. Наверняка все уже собрались и ожидали его. А его будут смиренно ожидать, ведь никто не пойдёт против будущего Короля, и никто не осмелится выказывать недовольство его задержкой. У него тяжело вздымалась грудь, пока он смотрелся в зеркало, не узнавая в собственном отражении того, кто мог с лёгкостью замарать руки. Он держал в своей Пыточной под домом тех, кто посмел коснуться его возлюбленной, он убил их за то, что они сделали. А до всего этого долгие годы собственный отец бросал ему под ноги тех, кого считал лишними, и заставлял Гая стрелять в их тела, избивать, ломать конечности до хруста, издеваться… Он всё это послушно делал, не моргнув и глазом, потому что привык так жить, хоть и знал глубоко внутри, что это неправильно. А сейчас он казался слабым. Таким, каким ни в коем случае не должен быть. Он вспомнил, что не смог сдержать слёз, пока в него летели слова Каталины, и содрогнулся от того, что допустил, такую оплошность. Ему следовало вырвать себе глаза, чем дать людям возможность увидеть его слёзы.
Гай стремительно оделся: традиционно чёрные брюки, чёрная рубашка, чёрный пиджак и золотая карта в нагрудном кармане. Он зачесал каштановые волосы назад, надел кольца, коснулся пальцем крестика на своей шее и скрыл его под рубашкой. Он выглядел неотразимо. Впрочем, как и подобает Харкнессам. Сейчас ничего не напоминало о том, в каком состоянии он был всего пару часов назад в баре.
А затем Гай вышел из своей комнаты, оставляя чувства там же, где лежал сам, корчась от страшного сна.
– Хэй, Гай! – вдруг окликнули его за спиной, заставив остановиться.
Он обернулся и встретил своего кузена, Каспиана Харкнесса, направлявшегося к нему через весь коридор. Парень был одет в клетчатый костюм бежевого цвета в его любимом английском стиле. Тёмно-каштановые волосы были зачёсаны набок и уложены гелем. У Каспиана с возрастом сложились грубые черты лица: высокие резкие скулы, тонкие губы, глубоко посаженные глаза светло-голубого оттенка, хищные, негустые брови. Клыки у него от природы были слегка заострёнными, поэтому его злобная улыбка выглядела как звериный оскал.
Гай раздражённо выдохнул. Ему совершенно не хотелось сейчас с ним разговаривать.
– У меня нет желания беседовать с тобой, – прямо произнёс он и уже отвернулся, чтобы последовать дальше, как вдруг рука Каса легла на его плечо.
В груди завибрировала неприязнь. Гай никогда не любил чужих прикосновений и часто избегал физического контакта с людьми. Друзья об этом знали, так что старались лишний раз не нарушать личных границ Гая. Прикосновения чётко ассоциировались с болью. Вынуждали снова вспоминать об издевательствах со стороны отца. Поэтому Гай автоматически смахнул с плеча ладонь кузена, а тот от этого даже будто бы ещё больше повеселел.
– Сегодня ты станешь крупной шишкой, – усмехнулся Каспиан. – От всей души поздравляю тебя.
Гай поморщился. Какая гнилая ложь. Он сделал шаг вперёд. Его зелёные глаза вполне могли бы прожечь в теле Каса дыры… Столько в них искрилось ненависти.
– Держись от меня подальше, – холодно процедил Гай. – Я не стану больше терпеть твоих выходок. Если меня не устроит твоё поведение, я пристрелю тебя на месте. Будь уверен в этом.
Каспиан открыл рот для ответа, но вовремя осёкся. Как никак Гай сейчас направлялся на Коронацию. Было бы неразумно дерзить ему в своём излюбленном стиле. Это не то же самое, что было в детстве. Кузен любил доставать его, потому что не получал ответа. А сейчас совсем другая ситуация.
Гай взглянул на приоткрытую дверь сбоку, из которой высунулась голова кузины Пенелопы. У неё были русые кудри, собранные в высокую причёску. Светлые карие глаза пьяно блестели. В комнате она развлекалась с остальными своими братьями и сёстрами, попивая алкоголь.
– Кас, твоя очередь! – Она икнула, щёки разрумянились. – Хватит докучать нашему Королю!
Каспиан обошёл Гая и двинулся к кузине Пенелопе.
– И всё же удачи, – ядовито усмехнулся он напоследок, прежде чем исчезнуть за дверью комнаты, в которой устроили вечеринку дети старших Харкнессов.
Гай не стал заострять внимания на произошедшем. Он миновал коридоры, залы, спальни. Потом лестницу, спустившись по застланным багровым ковром ступенькам. Оказался в личном подземелье Харкнессов – в огромном пространстве под домом. Слева – пыточные, справа – массивные двери, заграждающие вход в огромный зал, подобный королевскому. Туда он и двинулся. Двери были распахнуты, и множество взглядов полетели в сторону наследника, когда он вошел.
Голоса притихли, мужчины с серебряными картами выпрямились перед ним. В зале присутствовала и прислуга – молоденькие девушки, которые стояли вдоль стен на случай, если кому-то вдруг что-нибудь понадобится. Посреди всего этого находился огромный круглый стол, застланный кроваво-красной скатертью, доходящей до самого пола. Над ним висела массивная люстра с лампочками, повторяющими очертания восковых свеч. Она освещала весь зал целиком, обхватывая каждый угол. У дальних стен устроились на креслах Харкнессы всем своим составом: Итан, Оскар, Генри, Виктория, Грант, Кара, Эдмунд, Морин и Вайнона. В нагрудных карманах у них блестело по золотой карте. Они сегодня будут свидетелями Коронации.
Обладатели серебряных карт же сидели за столом, словно рыцари Круглого стола, ожидая своего короля Лртура. Они и в самом деле походили на персонажей британского эпоса, может, даже считали себя неким отголоском прошлого.
Гай двинулся к своему месту – к стулу, находящемуся во главе стола, – и сел. Тишина по-прежнему хозяйничала в зале. Перед ним уже лежала плотная – белая бумага с текстом, который он множество раз видел и читал. Вистан говорил, что однажды придёт время, когда именно кровь Гая оставит следы на точно такой же бумаге. Этот день настал.