В объятиях его жестокости - Нина Северова

Молчит. Поджимает губы.

– А если не надоешь, что тогда? – запускает руку в волосы и сжимает у корней. Больно, но и приятно. – Будешь смотреть на мою рожу всё время. Никого другого у тебя никогда не будет, Ксюша. Как и у меня. Не нужна мне другая баба, я тебя хотел и всё тут. Я не гулящий. Я из тех, кто раз и навсегда. Ты должна это понять и принять. А ещё доверять и никогда это дерьмо не думать.

Слёзы льются, всё тело дрожит. Не бросит, значит? Это ведь не из-за жалости? А потому что… Я нравлюсь ему? Как девушка?

– Я думаю так, чтобы обезопасить себя, хотя бы немного. От того, что точно сломает, если случится, – признаюсь.

– Не случится, Ксю-ша. Угомонись. Ты никуда не денешься от меня, – ухмыляется. Чувствую облегчение, но червячок сомнений всё равно ест. – Пойдем, надо поспать.

Заходим домой, Асылжан спит всё в такой же позе. И всё также храпит. На улице его было слышно, надеюсь, домикам рядом он не мешает.

Помыться бы, но нет сил. Хочется… Батыр стоит спиной, снимает футболку. Кладу ладонь на его затылок, чуть сдавливаю. Спускаюсь ниже, провожу пальцем по позвоночнику. Мышцы бугрятся. Какой же он широкий всё-таки. Касаюсь губами спины, веду дорожку поцелуев к шраму на лопатке. Зацеловываю. Батыр рычит, но не двигается. Его кожа сразу покрывается испариной.

– Дразнишь? – спрашивает через плечо. Медленно поворачивается, кладу руки ему на грудь.

– Нет. Просто хочу ещё раз.

Батыр раздувает ноздри, сглатывает.

– Попроси, – кусает губы и облизывается.

– Пожалуйста.

Секунда и Батыр толкает меня на кровать, срывает одежду. Держит ладонью мои руки над головой, вдавливает в матрас. Ещё две секунды и он внутри. Глаза закатываются, тело само выгибается и просит большего. Батыр вбивается с бешеной скоростью, хватает меня за шею. Давит, распаляет.

– В глаза смотри, – хрипит. А я и не могу смотреть ни на что другое, кроме как в эти безумные глаза. Дикий, совершенно неуправляемый. Но как будто, так и должно быть. Тяну его за шею, хочу целовать. Он поддается. В прошлый раз хотел, чтобы я укусила его. Кажется, ему нравится, когда немного больно. Стыдно признаться, но мне тоже это нравится. Как только Батыр даёт свой язык, вжимаю ногти в его спину. Он дёргается, а я царапаю. Не рычит, не хрипит, а стонет. Протяжно. Как будто это всё накрывает настолько, что невозможно.

Всё выходит из-под контроля, когда Батыр перестает быть собой. На мгновение показалось, что это животное, которое просто берет. Сжимает, кусает, оставляет засосы везде, до куда дотягивается. При этом не сбавляет ритм. Я ничего не соображаю, всё настолько в тумане, я могу лишь чувствовать. Батыр весь мокрый, с него просто льется рекой. Простынь липнет к телу, но мне плевать.

Последние остервенелые толчки были с такой силой, будто он хотел оставить свой след и внутри. Меня разрывает на части, в глазах салюты.

– Блядь, – горячая жидкость покрывает живот. Батыр сразу же валится на меня, дрожит. Это было… Диким безумием. Отдышаться тяжело. Мы настолько устали и погрузились в эмоции, единственное, на что хватило у Батыра сил – немного сместиться в сторону.

Мы так и уснули. Совершенно обессиленные, но счастливые.

А проснулись от выстрелов и звука битого стекла.

***

Глава 22. Батырхан

Когда ты постоянно живёшь с риском для жизни, чуйка работает как нюх у полицейской собаки. Я открыл глаза за две минуты до выстрелов.

– Под кровать, – толкаю Ксюшу с дивана и накрываю её собой. Она визжит, когда палят по окнам. – Давай, заползай дальше, – помогаю ей спрятаться.

– А ты? – глаза полные слёз. Я знаю, что страшно, сладкая.

– А я пойду туда, не ссы. Всё нормалды будет, – отодвигаюсь, но Ксюша хватает меня за руку.

– Батыр, не надо. Ты же… – не договаривает.

– Не сегодня. Не выходи, пока не скажу. Всё, отпускай, – ползу к двери, а эти продолжают стрелять. На ходу достаю из джинсов пистолет, смотрю, полный магазин.

Встать и выйти – это сразу смерть. Ползти тоже не вариант. Надо проверить Асылжана, живой ли вообще. Дрых на диване, где самый замес. Жду, когда стрельба утихнет и поднимаюсь на корточки.

– Асылжан, – зову.

– Да здесь я, блядь, – выглядываю из-за дверного проема, он сидит за диваном, придерживает раненое плечо. Дерьмо. Ну хоть не жмурик.

– Кто?

– Не знаю, не видел.

Дверь открывается, Юра вальяжно заходит. Не понял.

– Юра, дорогой, какого гребаного черта ты устроил? – встаю. Бешенство разливается по телу, убью голыми руками.

– Спроси у брата своего, – кивает на Асылжана.

– Чё? – Асылжан морщится от боли. Светлая футболка в крови, зашивать придется, наверное.

– Юра, объясни за предъяву. Здесь моя женщина, ты чуть не угробил нас, это, во-первых. А во-вторых, мы с тобой вроде не в рамсах, чтобы вот так решать вопросы, – голову клинит.

Юра смотрит с прищуром. Одет в светлый льняной костюм. Рубашка с коротким рукавом расстёгнута до живота, золотой крест блестит. Как он с этим ходит постоянно, не представляю. У Юры всё тело в татуировках. Он прямо ярый представитель бывших зэков, которые на зоне колят вот это всё. По его телу можно энциклопедию тюремных наколок писать.

– Асылжан вчера девку мою трахнул. За такое, сам знаешь, что сделается, – стряхивает со стула стекло и садится. Дверь открыта, вижу на улице орду его людей. Ну да, если что, мы вдвоём с Асылжаном не вывезем. Весь дом разворотили.

– Какую именно? Я вчера был с двумя, – друг скалится, а Юра вспыхивает. – Да и не было на ней написано, что она твоя. Не знал, что девки авторитетов по дискотекам одни ходят.

– Объясните нормально, – открываю пачку сигарет, кожа на руке горит от пистолета. – Юра, это всё равно косяк. Ты не разобрался и начал шмалить. Ответку осилишь?

– Сначала научи своего щенка хер в штанах держать и не трогать чужое,