После развода. Не надо слов, не надо паники (СИ) - Блио Элен

- А папа знает?

Качаю головой.

- Нет. И не должен узнать. Я тебе доверяю.

- Я не скажу, но... ты уверена, что он…

- У папы другая женщина, ты ведь в курсе этого? Я не хочу.

Не хочу, чтобы он вернулся из жалости.

Не хочу, чтобы он оказался таким козлом, который не вернётся из жалости.

Ничего от него не хочу.

- И Лизе, пожалуйста, тоже не рассказывай.

- Ну, ма-ам!

- Настя, я прошу! Я не хочу пожалеть о том, что тебе призналась.

-И... как ты лечишься?

Тут я вспоминаю про клинику. Они должны были мне написать. Или еще рано?

Продолжаю рассказ, говорю об операции, клинике, докторе.

Настя тут же хватает телефон и лезет в интернет.

- Ого! Он такой... симпатичный!

Да, доктор молодой, ему лет тридцать пять, и он хорош собой, почти как новый глава Роскосмоса. (Гуглите — не пожалеете! Хотя жене его не завидую).

- Мам, тут пишут, что он прям бомба, лучше, чем в Израиле.

- Разумеется, лучше. У нас в стране вообще много хорошего и ты, как дочь своего отца должна это знать.

- Мам, ну хватит!

Кажется, моя малышка немного отошла от шока.

Пицца очень вкусная. И салат удался. Ну а рулет…

- Мам, а я бы сказала папе. Везде бы раструбила! Пусть бы сидел около тебя и всё.

- Может я не хочу, чтобы он сидел около меня?

- Почему?

- Ну... может потому, что не хочу навязываться?

- Мам, это не так называется!

- Дочь, я себя не на помойке нашла, знаешь? Если твой отец предпочитает знаменитых чемпионок — чем я могу ему помешать? И вообще... Он поступил подло. Со мной. С вами. Это так называется, понимаешь? Подлость. И если он сделал так один раз, где гарантия, что не сделает второй? И потом... мы с ним разговаривали. Буквально вчера.

- И что?

Он своей вины не чувствует Ему хорошо. И мне без него тоже, очень.

Снова звонят в дверь, подрываюсь, удивляясь — кто это мог бы быть? Только бы не Лиза и не Валя! И не Доронин. О, господи, и не его «мадам тройной аксель».

Может, и не ходить к двери? Типа меня нет.

- Мам, откроешь?

Приходится идти.

Бегу в прихожую, спотыкаясь о кед.

Или кеду? Да... к чёрту! Просто о брошенный «конверс»

К счастью, там не дочь, не муж, не любовница мужа.

Там букет.

Роскошный.

Нежные розовые пионы. Раскрытые. Одуряюще пахнущие — голова точно разболится, но это не главное.

Главная интрига — кто прислал. Хотя уверена, что сюрприза не будет.

«Рыжий, держись, всё будет хорошо. Наслаждайся жизнью. И помни, что я твой».

Что ж... я помню.

Мне не дают забыть.

32.

- Ого…

Дочь очень точно выражает и мои мысли тоже.

- Это не от папы, да?

Вздыхаю. И что тут скажешь?

Качаю головой.

- Не от папы.

- Ну вы…

- Что?

- Ну вы даёте.

Она не осуждает? Кажется нет.

Для меня это важно. Понимаю, что я к осуждению отнеслась бы спокойно сейчас, это не мои проблемы. Попыталась бы объяснить свою позицию. И даже если бы дочь всё равно не поняла — пожала бы плечами.

Это моя жизнь.

Моя.

Перед кем я должна отчитываться?

И всё равно то, что дочь скорее просто удивлена и изнемогает от любопытства, а не разочарована во мне и обижена, меня радует. Даёт силы.

- Пойдём дальше пить чай.

- И ты расскажешь?

- И я расскажу. Только цветы в вазу поставлю.

- Они охрененные.

- Именно.

- Эх…

- Что?

- А мне Даниэль тоже дарил пионы.

- Даниэль? — тут уже я торможу. Что за Даниэль? Почему я не знаю? Она вроде дружила с Антоном? Антон мне не очень нравился, но я держала мнение при себе.

А про Даниэля впервые слышу.

- Он новенький, мам, я тебе не рассказывала. Он... пару месяцев назад пришёл к нам в класс. Они раньше жили в Сирии, потом в Эмиратах. У него родители русские, просто работали там, кажется в какой-то нефтяной компании нашей.

- Ясно. И что Даниэль? Подарил тебе пионы?

- Да. Просто так. Ну... то есть...Нет... мы... типа встречаемся.

- Типа?

- Сначала ты расскажи! Откуда твои пионы! Потом я.

Улыбаюсь.

Почему-то мне так легко сейчас.

Легко, потому что моя дочь со мной. Она именно со мной. Моя. Не в протесте. Не в своей раковине. Не хмурится. Не обижается.

Она моя малышка. Любимая.

И Лиза тоже.

Несмотря ни на что.

Даже если Лизе сейчас ближе Славина, и папина связь для неё не является чем-то из ряда вон. Это не важно.

Она моя дочь. И я всегда приду к ней на помощь.

Навязываться не буду.

Ценное мнение своё высказывать — тоже.

Поняла, что это всегда лишнее.

Высказывать нужно только тогда, когда спрашивают.

По крайней мере я лично не очень люблю тех, кто подкатывает ко мне со своим ценным.

- Мам, так от кого цветы? Это новый мужчина?

- Не совсем новый.

- Ого? Как так-то? — дочь глаза снова округляет от удивления.

Что ж…

Начинаю рассказывать.

Школа. Одиннадцатый класс. Первая любовь. Выпускной. «Провожалки» с держанием за руку. Моё непонимание того, что между нами.

Дочка мечтательно вздыхает, слушает, голову кулачком подпирая.

- Мам, почему ты никогда не рассказывала, а?

Пожимаю плечами.

Почему? Сама не знаю. Может... может потому, что для меня это всё так некрасиво и драматично закончилось?

Надо ли знать об этом Насте? Наверное нет.

- А почему вы расстались? Ты в папу влюбилась?

Вздыхаю.

- Не совсем. Лёшка уехал, ему предложили поучиться за границей, а я…

- А ты осталась?

Даже сейчас, через столько лет, это болезненное воспоминание.

И у меня глаза на мокром месте. И тоска.

А что было бы, если бы он не уехал?

Не было бы вот этой славной девочки сейчас со мной. Она была бы. Но другая. А конкретно вот этой не было бы.

Может быть в этом и смысл? Судьба.

Как там говорят на востоке? Мактуб.

- Мам... ты его любила?

- Любила, да.

- А сейчас... сейчас любишь?

Сейчас всё слишком запутано.

Я не знаю.

Нет. Не люблю, наверное.

Но не потому, что Лёшка плохой, не потому, что недостоин.

Мне не до любви.

Вернее…

Я не могу никого любить, пока не научусь любить себя.

Вот что я поняла.

Когда я вспомню что значит любить саму себя, вот такую себя, с недостатками, с лишним весом, которого, к счастью, всё меньше, с морщинками, с дряблостью шеи, которая тоже, к счастью, не так заметна, с трудным характером, с максимализмом, с моей ироничностью, с возрастом, с болезнью, которая дико пугает — когда я вспомню, что значит любить себя, тогда я, надеюсь, захочу любить кого-то еще.

- Ну, теперь ты рассказывай.

- О чём, мам?

- О Даниэле? Какой красивое имя.

- Да? А мне не нравится. Девчачье.

- А по-моему совсем нет, наоборот такое... французское, что ли? Представляется такой красивый мальчик... утончённый.

- 0, мам! Это вообще не о нём, он... Подожди…

Настя краснеет, достаёт телефон, открывает галерею.

- Только не ругайся!

- Не буду.

- Обещаешь?

- Зуб даю.

- Ма-ам!

- Обещаю.

- Ну... вот…

Она протягивает телефон так, чтобы я видела экран, но в руки не даёт.

Ого... вот это... Даниэль…

- Какой у него рост?

- Метр девяносто.

- И плечи…

- Он занимался плаваньем и борьбой.

- Это видно, это хорошо. Красивый парень.

- Да?

- Да.

Он действительно симпатичный, даже очень. Но... не сладкой такой красотой, на которую падки девочки в юном возрасте. Сейчас девчонки помешаны на корейских дорамах, и корейских группах, в которых поют красивые, сладкие мальчики. Этот совсем не сладкий. Он... мужественный такой. Серьёзный. По-мужски серьёзный.

Они обнимаются. Этот бугай — ну да, он такой, держит мою крошку так, словно она его собственность.

Не знаю, как реагировать. Может, как мать я бы должна возмутиться — что еще за собственнические инстинкты? Но как женщина считываю, что именно это правильное.