Разреши любить (СИ) - Джейн Анна

мнению некоторых это могло символизировать тонкую грань между сном и смертью.

Я чувствовала себя точно так же. То ли спала, то ли уже умерла душою.

- Почему ты столько читаешь? - однажды спросил меня Вальзер.

- Книги дают мне возможность отвлечься, - ответила я, не подумав. - Уйти в один из выдуманных миров и прожить чью-то жизнь...

- От чего ты так сильно хочешь отвлечься?

- От... От себя самой, - осторожно ответила я. - Я слишком много думаю. И думаю не о том.

- О чем думаешь, дочка? Тебе плохо со мной? спросил Вальзер. - Я делаю что-то не то? Ты хочешь уехать? Знаю, раньше ты вела другую жизнь. А сейчас стала затворницей.

Уехать? Невероятное предложение. Но я знала, что Стасу оно не понравится.

- Я не хочу уехать. Просто... Я ощущаю себя странно.

- Ты боишься меня, - вдруг сказал Вальзер, прищурившись. Мне казалось, он видит меня насквозь. - Не спорь, вижу, что боишься. Спорить не буду. Нрав у меня жесткий. Но тебе бояться нечего. Тебя не трону. Ты своя.

Он неловко коснулся моих волос и погладил их.

- Своя, - повторил Вальзер.

Я опустила глаза. Знал бы он правду!

- К матери завтра съездим, - продолжил мой новый отец. Мать Владиславы он действительно перевел в частный пансионат, которая находилась на другом конце города. Мы ездили к ней пару раз, и каждый раз она кричала, что я не ее дочь. Чувствовала. Понимала. Видела. Все считали ее сумасшедшей, но она одна знала правду.

- Хорошо, - кивнула я.

Вальзер посидел со мной немного и, наконец, ушел, дав мне выдохнуть. А я почему-то вспомнила Костю. Рядом с ним мне никогда не было страшно.

Еще мне безумно хотелось увидеть Игната - хотя бы на фото в социальной сети, но я не заходила в интернет. Я поставила себе запрет на любовь. Нельзя думать об Игнате - чем больше я думаю о нем, тем слабее становлюсь. А я должна быть сильной, чтобы жить ради нас с мамой.

Да и недостойна я его. Из-за меня мой мальчик страдал. И я тоже должна страдать, не только он один.

Я наказывала сама себя.

А чтобы отвлечься от боли, стала не только читать, но и писать - хотелось закончить для себя ту самую историю о Заре - девушке со звездой вместо сердца, чье лицо было изуродовано шрамами. Внезапно она напомнила мне саму себя. Только у меня в шрамах было не лицо, а сердце. Только вот, как и Заря, я стала другой. Ее не узнал возлюбленный, когда Заря направилась в Небесный город искать мать. И я была уверена, что если Игнат увидит меня, то тоже не узнает.

Глава 24. Жизнь 2.0

Спустя 6 лет

Каждый год, проведенный в образе Владиславы Вальзер, был тягучим, словно карамель. Маска, которую меня заставили надеть, срослась с моей кожей, и так сильно, что отодрать можно было лишь с кровью и плотью.

Первый год я плакала и боялась. Так больно было... До безумия. Душа разрывалась. Горела адским огнем.

Второй год я плакала и скучала. И невыносимая боль не отпускала меня. Порой мне казалось, будто я сплю, и вот-вот проснусь, но... Этого не происходило.

Третий год подарил мне ярость. Надежда спастись умерла окончательно, и я ненавидела весь этот мир. И себя - в первую очередь.

На четвертый год я все же смирилась. Оглядывалась по сторонам и понимала, что жизнь продолжается, а боль потихоньку стиралась о грани моего вынужденного заточения.

На пятом году пришло принятие - сначала ситуации, потом - себя. Я даже научилась улыбаться порой.

А на шестой год я поняла, что приспособилась. Человек может приспособиться ко всему, даже к аду. И я не стала исключением.

Я вжилась в образ дочери бывшего криминального авторитета так, что порою забывала, кто я на самом деле. И на шестом году заточения почти не помнила своего прошлого лица. Оказывается, когда смотришь в зеркало и видишь не себя, а кого-то другого, когда не имеешь доступа к старым фото, когда лжешь о своей прошлой жизни, ты начинаешь забывать.

Сначала лицо.

Потом имя.

Потом людей.

- Растворяешься в новой жизни, порою даже цепляешься за нее, потому что кроме нее ничего нет. Есть только ты и твое настоящее. А прошлое навсегда останется прошлым. Вечны только боль и звезды.

Я действительно забывала лица многих людей. Однако лицо Игната я помнила хорошо. Так, словно мы расстались только вчера. Данное себе однажды слово никогда не следить за ним в социальных сетях и в СМИ, я сдержала. Только вот с любовью своей ничего не могла поделать. Она жила во мне до сих пор. Пробивалась словно прекрасный цветок из-под грязного асфальта.

Он снился мне. Во снах мы вместе гуляли по зеленым холмам, взявшись за руки. Разговаривали, смеялись, целовались. Порою мы вновь оказывались на берегу океана, на котором были так счастливы. И тогда Игнат начинал целовать меня так, что ноги сводило от желания. Он постепенно освобождал меня от одежды, покрывая поцелуями шею, плечи и грудь. Оставлял влажные дорожки на животе, ласкал ниже, в самом чувствительном месте, заставляя меня изгибаться, но... Появлялась огромная темная волна - она захлестывала нас и смывала

нас в океан, неся в затаившуюся под черневшей водой бездну. После таких снов я просыпалась в диком страхе, забивалась в угол кровати, слыша в голове яростный рев океана, и плакала.

Еще я помнила лицо Стеши. Лучшая подруга не снилась мне, но я часто мысленно разговаривала с ней. Советовалась, рассказывала, как прошел день, спрашивала, как у нее дела... Так я чувствовала себя менее одинокой. Мне безумно хотелось вести личный дневник, но я не могла этого делать - вдруг кто-нибудь прочитает его? Все, что я могла, так это записывать в ноутбуке свои истории.

А еще я помнила лица Кости и Сержа. И бедной Оксаны, которую убил Стас. Я не умела молиться, но за нее молилась. Надеялась, что там, в том мире, она обрела покой. Оксана была одним из самых жизнелюбивых людей, которых я знала. И умерла так равно. Да еще такой страшной смертью.

Боже, сколько раз я проклинала ублюдка Стаса. Если хотя бы сотая часть моих проклятий сработала, его бы давно разодрали демоны, но...

Мысли оставались лишь мыслями. Этот человек цвел и пах, похудел, пересадил волосы, став моложе - но, парадокс - еще противнее. А еще он стал партнером Вальзера. Стас сумел близко подобраться к нему за эти годы, и я для себя понимала - он положил глаз на состояние отца. Я не знала его планов, но старалась быть осторожной, поскольку он так и держал мою мать в рабстве. И постоянно намекал на то, что сделает ей больно.

Однажды, на втором году, я осмелела и сделала что-то против его воли. Кажется, не поехала куда-то с Вальзером, хотя Стасу это было нужно. Он тут же решил продемонстрировать мне свою чертову власть. Прислал показательное видео, как бьет маму - сильно, до крови и сдавленных, полных боли криков. Тогда у меня случилась настоящая истерика. В это время рядом со мной был Марк, с которым мы соблюдали холодный нейтралитет. Ему пришлось успокаивать меня, закрывая мне рот рукой, чтобы крики не слышал никто из обслуживающего персонала или охраны. А потом, когда я пришла в себя и затихла в кресле, просто взял из бара виски, налил и мне, и себе. Кажется, Марк впечатлился. Видео он тоже просмотрел.

- Больше не зли его, Влада, - тихо сказал он тогда, садясь рядом. - Делай все, что он хочет.

- Он же безумный, - прошептала я, стараясь успокоить дрожь в пальцах. - Просто безумный...

- Нет, Влада, он не безумный, - усмехнулся Марк. - Он нормальный. И это самое страшное. Это его осознанные действия. Знаешь, о чем Стас будет сожалеть? Не о том, что он сделал. А о том, что он попался.

- Ты так говоришь, как будто ненавидишь, - сказала я, глотая виски, которые обжигали меня изнутри.

- А за что мне его любить? - усмехнулся Марк. В его темных глазах, которые прятались за стеклами очков, мелькнула искра ненависти.

- Ты его приспешник, - усмехнулась я.

Между нами все еще были якобы «дружеские отношения», хотя Мэри и Вальзер начали считать иначе. Мачеха то и дело меня подкалывала, считая, что мы точно спим, а отец молчал, но как-то бросил Марку, что кастрирует его, если он меня обидит. Впрочем, на самом деле Вальзер хорошо относился к Марку - настолько, насколько в принципе мог хорошо относиться к людям. А все потому, что тот однажды помог ему - взломал кого-то, чтобы найти нужную информацию. А еще помог перевести часть бизнеса в офшор.