В объятиях воздуха. Гимнастка - Юлия Туманова

— Веточка, безусловно, хороша с лентами. Здесь она инициативна, здесь она великолепный импровизатор. Если брать в целом, техника у нее сырая, но именно со змейками этого не заметно. Она просто еще не полностью раскрыта.

— Вот-вот. Вся беда в том, что Вета не хочет раскрываться!

— А может быть, наоборот, это плюс? В ней есть какая-то загадка, какая-то незавершенность движений, недосказанность. По-моему, у Веточки большое будущее, только надо дать ей побольше простора. У девочки, безусловно, богатая фантазия, так пусть она фантазирует на ковре.

— Ох, Максим, а я только что велела ей отрабатывать плановые, обязательные композиции. Она ведь совсем не тренируется с обручем и булавы забросила.

— Версанна, а может, дадим Веточке свободу? Пускай придумает собственную комбинацию. Хоть с булавами, хоть с лентами, хоть… с автоматом Калашникова!

— А если ей все-таки придется участвовать в турнире?

— Вот и хорошо. Посмотрим, хватит ли у нее смелости воплотить свои фантазии в жизнь.

Веточка в это время страдала в раздевалке среди полураздетых подруг. Девчонки, как всегда, сплетничали и хихикали, подначивая друг друга. Сестры Панашкевич, Ася и Тася, утешали Катюшку-толстушку, которой опять досталось за лишний вес. «Жрешь что попало перед соревнованиями! Корова в тапочках! Бегемотиха в трусах! — передразнивала Ася тренера, стараясь рассмешить бедную Катьку. У той, наконец, высохли слезы. А вот Вета продолжала грустить. И злиться одновременно. Ей всем хотелось доказать, что она способна одинаково хорошо обращаться с любым снарядом, как это умеет Кира, например. Но с другой стороны, почему Веточка должна добиваться совершенства в упражнениях с мячиком или булавами, если ей намного интереснее работать с лентой?! Эх, мама Вера, мама Вера, как и родной матери, не понять тебе всего в сложной натуре Елизаветы Титовой.

— Веточка, — подошла к ней мама Вера, — разговор есть.

Девушка перестала разминать ступни, быстро натянула балетки и шмыгнула за Верой Александровной в тренерскую.

Вечером гимнастка взахлеб рассказывала Кире об этом разговоре. Подруга удовлетворенно кивала, понимая, как много значит для «художницы» разрешение тренера самостоятельно продумывать всю композицию выступления.

— Жаль, что я в запасных, — грустнея, закончила Вета.

— А ты забудь об этом, — как всегда, мудро посоветовала Кира, — просто отключись от этой части реальности.

— Ой, Кирюшка, как ты заумно выражаешься, прямо смех берет!

— Какой же ты еще ребенок, — вздохнула Кира, сама только два года назад окончившая школу.

— Да ну тебя! Смотри, тут девчонки тебе апельсинов передали и свежие детективы. А вообще, я считаю, хватит тебе уже симулировать. Максим вот тоже говорит…

— Максим?! — лукаво улыбнулась Кира.

— Ну, Максим Сергеевич… Это неважно.

Кира рассмеялась, откидывая назад тяжелую копну волос.

— Наоборот, это очень даже важно…

— Погоди, ты лучше скажи, приходил к тебе мсье Лаверзье, — зачастила Веточка, — а то мама Вера извелась совсем, что ты от нас уйдешь.

Вета ловко увела разговор в сторону. Предложение мсье Лаверзье стать личным тренером госпожи Машковой было на сегодняшний день самой больной темой. И не потому, что Кира всерьез думала над этим предложением, а потому, что богач Лаверзье бессовестно подкупал персонал больницы, чтобы лишний раз навестить больную и поговорить о перспективах взаимовыгодного сотрудничества. Год назад в Страсбурге впервые Лаверзье увидел Кирино выступление, и с тех пор он следовал повсюду за этой русской девочкой, уверенный, что только в его натренированных руках этот неотшлифованный алмаз превратится в настоящую драгоценность. Кира сопротивлялась изо всех сил, искренне считая Веру Александровну Пономареву лучшим тренером художественной гимнастики. Однако француз продолжал уговоры, а мама Вера начинала сомневаться, что ее ученица выдержит весь этот натиск комплиментов, убедительных доводов и зеленых купюр.

— Был, а как же! — всплеснула руками Кира: — Я скоро начну понимать его французский, хотя по-нашему он тоже говорит неплохо. Но иногда срывается на родной язык, видно, ругается, когда я его сильно довожу. А если честно, Ветка, он не такой уж противный, как мы думали. Просто у человека цель и он ее добивается.

— Разве может быть целью живое существо? — засмеялась Веточка.

— Не знаю, — тихо ответила Кира, задумавшись.

— Ладно, я пойду. Завтра тяжелый день, начну тренироваться под собственную музыку.

— Прямо-таки под собственную? — усмехнулась Кира, выплывая из своих размышлений. — Просто выберешь сама мелодию, и все.

— Нет, не все. Я хочу придумать историю, понимаешь. Не просто композицию, не танец даже. Целую историю. И все подобрать — музыку, движения, костюм.

— Дерзай, — устало сказала Кира, энтузиазм подруги разбередил ей душу. Больничный режим и ободряющие прогнозы врачей надоели хуже горькой редьки. Не говоря уже о боли в лодыжке. Кире снился мяч, скользящий по ее рукам. Прохладная ткань купальника, плотно обнимающая тело. Булавы, послушно падающие прямо в ладони. Девушка закрыла глаза, чтобы младшая подруга не увидела в них горечи и обиды на судьбу.

— Ты скоро поправишься, — пообещала Веточка, выходя из палаты.

Уже в лифте она спохватилась, что забыла сделать одну вещь. Вернулась пешком, перепрыгивая ступени.

— Это опять я, Кирюшка. Мы же не попрощались.

Кира с готовностью подставила ладони и счастливо улыбнулась. Это был ритуал прощания, придуманный ими и принадлежащий только им.

И Веточке отчетливо вспомнился тот день, когда они познакомились.

— Девочки, кто следующий?

— Кажется, Титова. Где мой купальник?

— Елизавета, на выход!

Веточка, как с легкой руки бабушки ее называли все близкие, ступила на ковер. И в тот же миг забыла все-все, чему ее учили. Тело, такое податливое и гибкое на тренировках, теперь отказывалось слушаться. Веточка почувствовала, как отяжелели от слез ресницы, и разозлилась на себя за такую непростительную слабость — расплакаться на выступлении. Злость и помогла ей сделать первый шаг. Лента закружилась вокруг маленькой гимнастки, то взмывая вверх, то стремительно падая. Девочка выступала под песенку «Чунга-Чанга»; черный купальник и лосины были подобраны так, что «художница» стала похожа на озорного негритенка. Веточка старательно выполняла разученные па, пытаясь попадать в такт музыки. Но, видимо, пианистка Татьяна Васильевна сегодня играла быстрее, чем обычно, или Веточка двигалась слишком медленно, заторможенная необычными впечатлениями и приступом страха перед строгими судьями. Это было первое соревнование для Елизаветы Титовой, ученицы второго класса «Б», который в полном составе пришел во Дворец спорта поболеть за нее. Среди зрителей были и родители Веточки, хотя они не одобряли занятий дочери художественной гимнастикой, считая, что любой вид спорта связан с огромным риском. Но пока Вета не получила ни единой травмы, даже пустячного вывиха, который считается профессиональной болячкой гимнасток разного возраста и мастерства.