После развода не нужно возвращать (СИ) - Лебедева Катя

И в этот миг, когда я говорю эти слова, страх, обида, исчезают.

Глеб закрывает глаза на мгновение, и по его лицу словно проходит судорога облегчения. Он не улыбается, нет. Он просто смотрит на меня, и в его взгляде счастье.

Он нежно берет мою руку, ту, что сжимает папку с документами, и осторожно разжимает пальцы. Папка с грохотом падает на асфальт, но нам уже нет до нее дела. Он прижимает мою ладонь к своей груди, и я чувствую под пальцами ровный, сильный стук его сердца.

- Спасибо, - говорит он хрипло. - Спасибо, что даешь мне этот шанс.

Мы просто стоим так, посреди осеннего вечера, держась за руки, как два корабля, нашедшие наконец друг друга после долгого и страшного плавания.

И это только начало.

Наше начало.

Эпилог

Ева

Зал гулко шумит, наполненный торжественным гомоном, запахом духов и дорогих парфюмов, смешанным с легкой пылью, поднятой сотнями ног.

Я сижу на жестком бархатном кресле, вжавшись в спинку, и крепко держу за руку Глеба, будто она единственный якорь в этом море счастья и щемящей ностальгии. Он успокаивающе водит по моим костяшкам, по тонкой коже, чувствующей каждое прикосновение, своим большим пальцем.

Этот простой, давно ставший естественным жест, до сих пор вызывает во мне волну покоя, которая гасит внутреннюю дрожь, напоминая, что все бури остались далеко позади, отшумели, подарив нам это хрупкое, выстраданное счастье.

Матвей с женой и сыном ждут нас на порожках дворца, потому что их рейс задержали, и сюрприз старшего брата на выпуск сестренки сорвался. Но все равно, главное, что в принципе приехал. И ему тоже с женой повезло, я от Оли в восторге. Любит его, хранит домашний уют и живет за ним, как за каменной стеной.

Сцена ярко освещена ослепительными прожекторами, и на ней один за другим появляются молодые, сияющие лица. Юноши в строгих, чуть мешковатых костюмах, девушки в элегантных платьях, похожие на стайку порхающих, не знающих завтрашнего дня бабочек.

Но мой взгляд, преодолевая это пестрое, шумящее марево, выхватывает только одно-единственное лицо. Алиса. Наша дочка. Сегодня она получает диплом с отличием по специальности «Архитектура».

Сердце сжимается от щемящей, почти болезненной боли и гордости, когда я вижу, как она стоит чуть в стороне, ожидая своей очереди, и что-то тихо, доверчиво говорит своему молодому человеку, Артему. Он наклоняется к ней, улыбаясь, и поправляет ее прическу.

Этот жест такой бережный, такой заботливый, что по спине бегут мурашки. Господи, она уже не ребенок, не та маленькая девочка, что звала Глеба «папой» в переговорной, она взрослая, красивая женщина, у которой есть своя жизнь, своя любовь, свое будущее, и наша роль в нем теперь иная, отдаленная, и от этой мысли становится одновременно радостно и невыносимо грустно.

- Смотри, - тихо, с трудом выдавливаю я, поворачиваясь к Глебу.

Он и без того не сводит с них глаз, его распирает изнутри от гордости и отеческой тревоги, которую я научилась в нем узнавать за эти семнадцать лет.

- Я смотрю, - так же тихо, отвечает мне, слегка сжимая мои пальцы. - Не могу поверить, что это та самая девочка, которую я когда-то кружил в переговорной, пока у нее от восторга горели щеки.

- И которая чуть не стоила тебе многомиллионного контракта, - добавляю с улыбкой, в которой смешались старая, давно перегоревшая боль и нынешняя, светлая нежность.

Глеб фыркает, и его глаза смеются, разглаживая морщинки у висков.

- Лучшее вложение в моей жизни. Хоть мистер Эдвардс тогда со мной и не согласился.

Мы замолкаем, затаив дыхание, когда наконец оглашают имя Алисы, и оно, звучное и родное, разносится под сводами зала, заставляя сердце екнусть. Она поднимается на сцену, не суетится, не ищет нас глазами в этом море лиц. Она просто принимает диплом, пожимает руку декану и мягко, сдержанно улыбается залу.

В ней столько естественного, врожденного достоинства, столько тихой силы, которую она, как губка, впитала из наших непростых, но преодоленных испытаний, что предательские слезы наворачиваются на глаза. Я быстро смахиваю их кончиками пальцев, чтобы Глеб не увидел, не почувствовал моего внезапного смятения.

- Вот и все, - шепчет Глеб, когда она, сияющая, как маленькое солнце, спускается со сцены, и в его голосе слышится странная, звенящая пустота, будто только что закончилось что-то очень важное, главная глава нашей общей книги. - Теперь она официально умнее нас с тобой вместе взятых.

- Она всегда такой была, - отвечаю я, глотая подступивший к горлу комок.

Церемония подходит к концу, и зал взрывается оглушительным, сметающим все на своем пути гулом. Студенты подбрасывают в воздух свои квадратные академические шапочки, и это похоже на салют, на взрыв радости, смеха, криков, ликующих аплодисментов.

Шум давит на уши, этот хаос чужого и такого родного счастья, в котором мы уже не главные режиссеры и исполнители, а лишь счастливые зрители. Мы с Глебом встаем, но не спешим пробиваться через бурлящую толпу, как будто не хотим отпускать этот миг. Он обнимает меня за плечи, притягивая к себе, и я чувствую его тепло, его надежность, ставшую за эти годы продолжением меня самой.

- Ну что, мама выпускницы-архитектора? Как ощущения?

- Страшно, - выдыхаю, закрыв глаза, чтобы хоть на секунду унять накатившую волну эмоций. - Кажется, только вчера мы собирали для нее пазл с единорогами, а ее беззаботный, звонкий смех наполнял всю нашу небольшую квартиру. А сегодня она уже проектирует здания, которые простоят, наверное, дольше, чем мы с тобой.

- И выходит замуж, - добавляет Глеб, и в его голосе слышится настоящая, глубокая, мужская грусть отца, отпускающего дочь. - Моя маленький девочка. И этот мальчишка…

- Этот «мальчишка» замечательный парень, - мягко перебиваю его, поднимая на него взгляд. - Умный, воспитанный, с хорошей, перспективной работой. И он смотрит на нее так, как…

Я замолкаю, не в силах произнести это вслух, суеверно боясь сглазить это хрупкое, зародившееся между ними чудо.

- Как я смотрю на тебя? - заканчивает он мою мысль, и я чувствую, как его губы касаются моей макушки, этот легкий, полный невысказанной нежности и благодарности поцелуй, от которого по всему телу разливается согревающее, спокойное тепло.

Я поднимаю на него взгляд, тону в его глазах, таких знакомых, выцветших от времени, но таких родных.

- Что-то вроде того.

- Люблю тебя, Ева.

- А я тебя.

Ну вот и закончилась эта история. Рада, что вы были с героями несмотря ни на что, и вместе с ними дошли до долго и счастливо. Они проделали большой путь, перебороли страхи, боль, обиду, поняли ценность семьи и научились спасать друг друга не предавая.