Измена. Он полюбил другую - Нюра Борзова

Каким-то образом я заставляю свои ноги двигаться и рассеянно следую за медсестрой, пока не понимаю, что Вадима рядом со мной нет. Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, я понимаю, что он тоже все чувствует. Он ужасно бледный и дышит слишком часто. То же самое я чувствовала после того, как подтвердилось, что опухоль злокачественная. Потом еще раз, когда подтвердилось поражение лимфатических узлов.

Повернувшись и подойдя к мужу, я беру его за руку и сжимаю ее, заставляя обратить на себя внимание. Вадим все еще такой красивый. Возраст сделал его только привлекательнее. Сосредоточив свои мысли на нем, я успокаиваю сердце и замедляю дыхание.

— Вадим, сделай медленный, глубокий вдох, иначе потеряешь сознание, — тихо говорю я. — Сейчас мне очень нужно, чтобы ты был рядом.

Страх в его глазах рассеивается, и он наконец-то видит, что я стою перед ним. Он кивает, и хотя его подбородок дрожит, он старается держать себя в руках.

Мы проходим вглубь кабинета и садимся рядом, крепко держась за руки. Медсестра только качает головой, но ничего не говорит.

Хотелось бы мне сейчас свалиться в обморок, лишь бы не слышать новости, не знать, насколько все плохо, остаться в счастливом неведении со своими надеждами решить все малой кровью.

Папки, лежащие на столе, искушают меня почти до предела. Если в этой стопке есть моя история болезни, то все ответы, которые мне нужны, находятся именно там. Единственная причина, по которой я не копаюсь в них прямо сейчас, заключается в том, что по этическим соображениям мне запрещено лезть в карты других пациентов. И еще потому, что где-то за нашими спинами маячит медсестра.

— Какие побочные эффекты? — внезапно спрашивает Вадим, отвлекая меня от желания выяснить все подробности диагноза самостоятельно.

— Что? — я не понимаю, о чем он говорит.

— Ты сказала, что побочные эффекты могут быть чем-то серьезнее. Какие симптомы?

Я не хочу говорить. Не потому, что снова собираюсь держать все в тайне, а потому, что пытаюсь сдержать собственный страх, не давая ему почву для роста. Но я уже и так скрыла от мужа достаточно.

— У меня были боли в груди и кашель. Но это может быть из-за ослабленной иммунной системы.

— Может, — с задержкой соглашается Вадим. В голосе нет уверенности.

— Извините, что заставил вас обоих ждать, — говорит Степан Алексеевич, заходя в кабинет и закрывая дверь. Он садится за свой стол и открывает ящик, чтобы достать мою карту. Открыв папку, он изучает результаты слишком долго, чтобы новости могли быть хорошими. Я закрываю глаза и сжимаю руку Вадима. Он сжимает мою ладонь в ответ, разделяя мой страх и делясь своей силой.

— Вы уже и так все знаете. Не надо подбирать слова, просто скажите мне.

— Сразу видно настоящего медицинского работника, — Степан Алексеевич улыбается, но это грустная улыбка. — Ваш сухой кашель во время лечения обеспокоил меня, поэтому я попросил коллегу поднять ваши снимки с прошлой недели, чтобы еще раз взглянуть на них, и прислать мне результаты как можно скорее. Мне грустно сообщать вам, Яна, но рак вашей груди дал метастазы в правое легкое. Как вы знаете, если рак груди переходит в другой орган, это меняет ваше лечение в долгосрочной перспективе.

Я едва могу дышать и воспринимать информацию. Вадим — это якорь, который удерживает меня в теле. Это сон или реальность? Я одновременно ничего не чувствую, но ощущаю слишком многое.

— Сколько времени у меня есть, прежде чем я пройду точку невозврата? — это мой голос, но я понятия не имею, как задала вопрос, учитывая, что мой мозг явно не работает.

Степан Алексеевич выглядит неловко. Когда онколог выглядит неловко, невозможно настроиться на позитивный лад.

— Вы знаете, я не могу вам этого сказать, Яна. Мы продолжим курс химиотерапии, а затем определим варианты хирургического вмешательства для удаления опухоли из вашей груди. Мы должны посмотреть, как опухоль реагирует на препараты. В вашем легком есть несколько участков, которые химиотерапия, надеюсь, стабилизирует. После операции потребуется еще курс.

Когда я смотрю на Вадима, я вижу, что он хочет задать много вопросов, но грамотно сформулировать их никак не получается. Расплывчатый подход «подожди и увидишь» плохо сочетается с его потребностью все исправить прямо сейчас. Но он ничего не может сделать с этой ситуацией.

Лекарства от моей прогрессирующей болезни не существует. Есть только лечение, которое, надеюсь, предотвратит рост и распространение опухоли. Если бы мы обнаружили болезнь раньше, мои шансы были бы намного выше.

Вадим еще не понимает, что не может меня спасти. Он не может меня вылечить.

Он не может заставить рак исчезнуть.

Единственная гарантия во всем этом двусмысленном сценарии — этот монстр однажды убьет меня. Как сказать мужу и сыну, что я умру?

— Мы можем получить второе мнение, Яна. Найти другую больницу, — Вадим поворачивается ко мне, в итоге просто игнорируя моего врача.

Я качаю головой.

— Мне не нужно второе мнение, Вадим. Я знаю, что это правда. Боли в груди, сухой кашель. Все логично.

— Яна, советую вам взять несколько дней отпуска на работе. Вам не помешало бы отдохнуть, чтобы обдумать, что делать дальше, — у моего врача благие намерения, но его предложение выглядит так, будто он советует мне как можно скорее привести свои дела в порядок.

— Может, вы и правы.

— Давайте я сам позвоню в отделение интенсивной терапии и попрошу их найти кого-нибудь вам на замену, а вы отправитесь домой, — предлагает Степан Алексеевич.

— Яна, соглашайся. Думаю, нам обоим нужно время, чтобы осмыслить все, что мы только что услышали, — просит Вадим. — Костя знает о твоем раке. Он подслушал ваш с Леной разговор. Нашей семье нужно время, милая.

— Хорошо, да. Как скажешь, — мне нужно позволить Вадиму взять все в свои руки. Я едва могу держаться.

Степан Алексеевич сам договаривается о моем вынужденном отпуске, а я вместо благодарности только отрешенно киваю, пока Вадим благодарит его и прощается. Мне больше не хочется ни говорить, ни задавать вопросы.

Мы выходим из кабинета, оба занятые тревожными мыслями. Я забираю свою сумочку с рабочего места и позволяю увести себя из больницы. Сейчас я не могу подобрать слова, но я так рада, что Вадим был рядом со мной, когда я узнала эту ужасную новость. Ему не нужно ничего говорить или делать, чтобы утешить меня, — то, что он здесь, уже имеет огромное значение.

Вадим не отпускает мою