Тьма. Игрушка мажора (СИ) - Княжина Ника

– Да, Ира, – отвечает мама спокойно. – Только мы рожать не будем. Возьмём малыша с приюта.

Я подскакиваю с места. У меня просто нет сил слышать этот бред. Моя мама решила испортить жизнь ещё какому-то ребёнку? Поселить кучу комплексов и сделать его травмированным?

Я даже слушать это не хочу.

Разворачиваюсь и выхожу из-за стола. По лицу сбегают предательские слёзы. В спину доносится мамино «Ирина!», но я не хочу с ней разговаривать. Не желаю её видеть и слышать.

Боже.

Это какая-то несмешная шутка!

Вырываюсь на задний дворик. Иду по дорожке. Меня колотит. Дрожу всем телом, хотя на улице совершенно не холодно. Обвиваю сама себя руками.

Я должна уехать. Сейчас же покинуть этот дом.

– Ириша, – догоняет меня Матвей.

Обвивает меня руками, притягивает в свои объятия. Проводит рукой по волосам и заправляет пряди за уши. Я реву. Плачу у него на груди. Кажется, что мой мир только что треснул ещё дальше.

Я не понимаю, как так можно?! Она совершенно не понимает, что творит!

– Всё будет хорошо, Ириш.

Матвей поглаживает меня по спине. Успокаивает. И меня прорывает. От его заботы, которой не было никогда. Ещё один лицемер.

Все чувства наваливаются одномоментно.

Я отрываюсь от Матвея, смотрю на него сквозь пелену слёз.

– Она меня ненавидит. Никогда не любила. Этот ребёнок будто плевок в мою сторону. Ей он нужен только для статуса или чтобы удержать твоего отца. А страдать будет он! И ты… не успокаивай меня. Тебе же плевать на меня! Ты ведь тоже считаешь меня недостойной. Глупой девчонкой, которая только и заслуживает того, чтобы быть просто игрушкой.

В груди всё сжимается от боли.

Жду, что он рассмеётся как обычно. Скажет что-то грубое или пошлое.

Но Матвей слишком серьёзно на меня смотрит. В его глазах нет ни искорки смеха.

– Это не так. Прости, я не знал ничего... Я был таким придурком.

Притягивает меня назад и целует в мокрую щёку. Я же обвиваю его шею руками и съезжаю своими губами на его губы. Напираю и целую. Взахлёб. Наплевав на всё на свете…

Глава 42. Настоящая тьма…

Сердце колотится как сумасшедшее. Кажется, что я из одного дикого состояния рванула на всех парах в другое. Жажда. Одержимость. Не важно, как это называется. Меня просто уносит.

Я целую Матвея и не могу насытиться им.

Чувствую, как его руки опускаются с моей талии ниже. Поглаживают по ягодицам. Он подхватывает меня и куда-то несёт. Я обвиваю его за бёдра, чтобы держаться крепче.

Платье задирается. Чувствую пальцы Матвея на обнажённой коже. Возле трусиков.

Внутри всё томительно сжимается. Скрываемся в какой-то рощице. Здесь такое огромное пространство, что кажется, что мы ушли с ним далеко от дома. Скрылись под тенью деревьев.

Матвей находит лавочку и устраивается на ней со мной. Теперь я сижу на нём сверху, сжимая своими ногами его бёдра.

Отрываюсь. Просто чтобы отдышаться.

В лёгких закончился весь кислород. Но это вовсе не значит, что я хочу, чтобы мы останавливались, напротив, я хочу его целовать ещё и ещё.

Мне нужны эти ласки. Просто забыться. Отбросить в сторону свой шок, свою горечь. Сейчас я готова наплевать на все свои принципы.

– Ириша… – хрипло произносит Матвей и поправляет выбившуюся из хвостика прядь волос.

Подушечки его пальцев касаются моей кожи, и я прикрываю глаза от удовольствия.

Просто немного тепла. Разве многого я хочу? От парня… который так меня будоражит. Рядом с которым я никогда не остаюсь равнодушной. С самой нашей первой безумной встречи.

Я наклоняюсь к нему и касаюсь губами его шеи. Меня слегка потряхивает от волнения. Я ведь поднимаю, что мои действия должны его возбудить. Если он не потерял ко мне интерес.

Играю с огнём. Но я сейчас так нуждаюсь в нём.

– Конфетка, я ведь правда не железный, – вздыхает Матвей и откидывает голову назад, позволяя мне ещё активней его целовать. – Я сдохну сейчас.

– Но почему ты сдерживаешься? – спрашиваю шёпотом и кусаю его за мочку уха.

Ещё один тяжёлый вздох.

Его руки касаются моей спины, берут по позвоночнику. Пальцы ныряют в волосы и стягивают резинку. Пряди рассыпаются по плечам.

– Не хочу на тебя наседать со своими пошлыми предложениями, – говорит Матвей.

И это так странно слышать. До одного определённого момента он не сдерживал свои порывы. Ему будто всё равно было на моё мнение, а теперь не так. Что-то изменилось, а я никак не могу понять, что именно.

Я прижимаюсь к нему ещё сильнее. И всё-таки он возбуждён. Определённо. Я чувствую твёрдость, которой он упирается в меня. Отрываюсь от его кожи и заглядываю ему в глаза.

Матвей становится серьёзней. Будто пытается взять себя в руки.

– Ты рассказала мне про свою маму, – говорит он, напоминая о том, что так меня гложет. – Хочешь откровенность на откровенность?

Я замираю. Матвей готов поделиться со мной чем-то сокровенным? Сердце пропускает удар. Кажется, сейчас происходит странный миг. Очень важный. Важнее всего, что было когда-то между нами.

Я киваю.

– Когда мне было почти два годика, моя мама накачалась таблетками. И умерла.

В горле тут же возникает ком. Я кладу ладонь на щёку Матвея. Он говорит это всё таким спокойным тоном, что мне не по себе. Это ведь кошмар какой-то… Через что он прошёл? Я ведь даже подумать не могла…

– Мне жаль, – выдыхаю растерянно.

– У неё была послеродовая депрессия. Отец обвиняет меня в случившемся. Если бы я не появился на свет, то она бы жила.

– Мотя, нет! Это же какой-то бред. Ты просто был ребёнком, ты ни в чём не виноват, – заверяю я его.

Наклоняюсь снова к нему и касаюсь его губ.

Сердце рвётся на куски от этой жуткой истории.

Так вот почему он такой странный. Открытый на людях и весёлый, а внутри настоящая тьма. Что ещё он носит в себе? Сколько там печали, гнева, боли, обиды? Собственный отец говорит, что ты виновен в смерти матери… Это же ужасно.

– Только не надо жалости, – кривится Матвей и отворачивает от меня лицо.

– Это не жалость, – качаю я головой и ладошками поворачиваю его снова к себе. – Это сострадание. Участие. Сопереживание. Понимаешь?

Молчим. Я боюсь, что он замкнётся и не захочет снова впускать меня в свою жизнь. Когда я впервые узнала что-то важное о нём. То, что может пролить свет на его поведение. На его нежелание влюбляться. Он ведь боится, что его отвергнут. Так ведь?

Я не психолог, но даже я понимаю, что это травма. Глубокая детская травма.

– Когда я увидел те таблетки в твоём телефоне, меня накрыло. Ты прости, что я вёл себя так. У меня пунктик на все лекарства.

Не сразу понимаю, о чём он говорит. Какие таблетки? И тут вспоминаю. Снотворное. Боже. Как же он тогда злился на меня. Заставил меня целовать его… Мотя… Сколько же всего ты держал в себе всё это время?

– Ничего, – качаю я головой. – Мы с тобой всё преодолеем. Вопреки всему мы будем счастливы.

Я тянусь к нему и целую. Сладко. Он охотно отвечает. Наконец-то он отпускает себя на волю. Будто признание освобождает что-то в нём. Он поглаживает меня по плечам, стягивает рукав платья вниз.

Обнажает мою грудь. Сжимает руками. Я отпускаю его губы и откидываюсь немного назад. Матвей же начинает целовать в шею, ниже, кусает ключицу, опускается на грудь и вбирает в себя сосок.

Я громко вздыхаю. Сердцебиение учащается. Сознание уплывает. Так хорошо, когда он такой ласковый. Когда ему хочется быть со мной. Я опускаю руки вниз и расстёгиваю молнию на джинсах Матвея.

– Уверена? – хрипло спрашивает он.

Я только киваю. Сейчас я хочу этого не меньше его. Матвей ныряет мне под платье и сдвигает мои трусики в сторону. Касается меня между ног пальцами, размазывает смазку. Я уже вся намокла от возбуждения.

Он освобождает член и подхватывает меня под ягодицы. Медленно усаживает меня на себя. Я вцепляюсь в его плечи. Закусываю губу. Внизу всё горит. Аккуратно, миллиметр за миллиметром он проникает в меня.