Гусеница в стиральном порошке: повесть о любви и страсти - Танита Флайт

В гостинице меня ждали подарки: красивый ремень «под золото» ручной работы, шикарные туфли, правда, на полтора размера больше, чем нужно, и маленький номер с двумя узкими комнатами, соединенными лестницей. Он был похож на мышкин домик, потому что скошенный потолок съедал часть пространства. Это тебе не отель “Costes”.

Мы пошли есть устрицы! А это для меня огромное гастрономическое счастье.

Первую ночь в Париже я, конечно, не спала. Привыкать снова к храпящему, но, безусловно, прекрасному существу, лежащему по соседству, дело не из простых. Особенно когда оно такое требовательное. Больше одного одеяла на кровати не положено, потому что, как считал Эрик, смотрится это ужасно. Цыганский стиль не по душе моему «аристократу». И неважно, что ты мерзнешь, можешь спать даже в шубе, но главное, чтобы под одним с ним одеялом. Пришлось снова привыкать к его порядочкам.

На следующее утро мы пошли завтракать в наше любимое кафе «Де Флор». Потом Эрик уехал на какую-то встречу, а я направилась в Собор Парижской Богоматери. Погода стояла замечательная. Солнце Парижу очень к лицу.

Я вхожу в Нотр-Дам де Пари, где я чувствую себя волшебно. Я зашла в маленький музей, в котором, как ни странно, звучал джаз. Немного странно было рассматривать произведения христианского искусства под джазовую музыку. Но никакой дисгармонии я не почувствовала.

И тут я увидела икону Владимирской Божией Матери, подаренную Франции нашим Патриархом в 2007 году. Вокруг нее горело множество свечей, толпились православные парижане. Я уже было направилась к выходу, но почувствовала, что надо сделать еще один круг. Так я оказалась у статуи Иоанна Крестителя, на которой было написано: "Это день, когда Бог-Сын был рожден в Вифлееме. Это перерождение в водах крещения, где человек становится сыном божьим".

Теперь мне стало понятно, почему я оказалась на один день в Париже. Я приехала сюда ради этого момента. Приехала, чтобы осознать и понять что-то очень важное. В голове пронесся целый поток мыслей. Я сама не своя медленно вышла из собора.

Вся в своих мыслях я еще немного побродила по городу и, наконец, решила вернуться в отель. По дороге я купила фиалковое мороженое и забежала в магазинчик, где были навалены дешевые подделки под известные бренды.

Вечером мы пошли с Эриком в итальянский ресторан есть пиццу.

Эрик все это время был каким-то чужим. Я пыталась проломить стену, разговорить его, но он меня не слушал. Но как только я заговорила об Иоанне Крестителе, он превратился в одни большие уши. А уши у него итак не маленькие.

Я рассказала о том, что увидела в соборе.

На это Эрик сказал, что дело в каком-то ребенке. И продолжил, что общался с одной женщиной – эзотериком. Он задал ей вопрос обо мне, поинтересовался, не подскажет ли она, почему на меня столько болячек навалилось. Она ответила, что дело в каком-то ребенке...

... А после мы сидели в парке. Я плакала, рассказывая одну из самых трагических истории из своей жизни. Историю о ребенке, который должен был прийти в этот мир и которого в этом мире нет. Он внимательно слушал, прижимая меня к себе. Никого ближе и роднее его в этот момент для меня не было.

Время близилось к закату.Мы пошли гулять по ночному Парижу. Я захотела увидеть мою давнюю любовь – Эйфелеву башню. Что в этой башне такого? Какая тайна в ней скрыта? Она, как загадочная дама, окутанная тайнами и сплетнями, вызывающая интерес у всех и каждого, но всегда недоступная. Вы можете дотронуться до нее, но вы никогда не узнаете, что внутри этой прелестницы, о чем она думает. Один ее вид делает меня счастливой. Спасибо тебе, господин Эйфель. Ты создал Галатею всех времен и народов.

Мы пошли по набережной и увидели мост, который соединяет Лувр и Художественный институт. Этот мост почему-то был весь заполнен студентами, они расположились на нем с напитками, закусками и гитарами. Длинный мост, а «яблоку негде было упасть». Весь мост в студентах. Их было так много, что на другую сторону мы перешли с трудом, еле-еле протискиваясь между сидящими, лежащими, жующими студентами.

Позже мы вернулись домой. Мы намеревались отдохнуть и пойти в клуб. Но я устала. И мы вместо клуба уснули. А среди ночи Эрик прошептал, что у меня самая красивейшая душа в мире и он желает, чтобы Бог исполнил все-все мои мечты. Даже если мы не будем вместе. Я в полусне услышала эти слова. Они звучали как голос Ангела. Я несколько раз просыпалась посреди ночи, открывала глаза. И Эрик тоже открывал глаза. Я улыбалась ему, а он улыбался мне в ответ…

Утром мы собрали чемоданы и, попрощавшись с маленькой парижской жизнью сроком в неполные два дня, помчались в аэропорт. В такси Эрик снова начал разговор о нас. Он сказал, что сейчас у него очень трудный период. Он вспомнил про наш развод в Лос-Анджелесе и сказал наш удачный момент мы упустили А еще Эрик добавил, что его нынешнее финансовое положение не дает ему возможности сделать серьезный шаг по отношению ко мне. Я должна работать. Он должен работать. А там будет видно, куда кривая выведет. Я заплакала и спросила, хочет ли он разорвать отношения? Он воскликнул: «Нет, май Бьюти, нет!». Он сказал, что ему нужно немного времени, чтобы все уладить. Я не знала, верить ему или нет.

Я проводила Эрика на самолет, а сама осталась ждать в Париже моего стыковочного рейса. Еще целых шесть часов. Но что было делать? Пришлось бродить как тень. Потому что ни сил, ни эмоций, ни настроения двигаться и жить у меня не осталось. Я чувствовала, что очень люблю этого человека и готова идти за ним на край света.

Я была готова. Но теперь он не был готов. Он не был к этому готов, и я ничего, в отличие от него, не могла сделать, не могла повлиять на него. У меня не было тех возможностей, что были у него. На смену любви ко мне пришло страдание. Я ненавидела это состояние.

Да, это было страдание. Страдание оттого, что человек стал чужим и поэтому ты уже не можешь полностью ему доверять. Хотя в Париже он тысячу раз говорил о том, что я красива и что он очень любит меня. Все мои карьерные потуги и Москва стали не столь важны для меня, как раньше. Стал важен только