После развода не нужно возвращать - Катя Лебедева

Сцена ярко освещена ослепительными прожекторами, и на ней один за другим появляются молодые, сияющие лица. Юноши в строгих, чуть мешковатых костюмах, девушки в элегантных платьях, похожие на стайку порхающих, не знающих завтрашнего дня бабочек.

Но мой взгляд, преодолевая это пестрое, шумящее марево, выхватывает только одно-единственное лицо. Алиса. Наша дочка. Сегодня она получает диплом с отличием по специальности «Архитектура».

Сердце сжимается от щемящей, почти болезненной боли и гордости, когда я вижу, как она стоит чуть в стороне, ожидая своей очереди, и что-то тихо, доверчиво говорит своему молодому человеку, Артему. Он наклоняется к ней, улыбаясь, и поправляет ее прическу.

Этот жест такой бережный, такой заботливый, что по спине бегут мурашки. Господи, она уже не ребенок, не та маленькая девочка, что звала Глеба «папой» в переговорной, она взрослая, красивая женщина, у которой есть своя жизнь, своя любовь, свое будущее, и наша роль в нем теперь иная, отдаленная, и от этой мысли становится одновременно радостно и невыносимо грустно.

- Смотри, — тихо, с трудом выдавливаю я, поворачиваясь к Глебу.

Он и без того не сводит с них глаз, его распирает изнутри от гордости и отеческой тревоги, которую я научилась в нем узнавать за эти семнадцать лет.

- Я смотрю, — так же тихо, отвечает мне, слегка сжимая мои пальцы. — Не могу поверить, что это та самая девочка, которую я когда-то кружил в переговорной, пока у нее от восторга горели щеки.

- И которая чуть не стоила тебе многомиллионного контракта, — добавляю с улыбкой, в которой смешались старая, давно перегоревшая боль и нынешняя, светлая нежность.

Глеб фыркает, и его глаза смеются, разглаживая морщинки у висков.

- Лучшее вложение в моей жизни. Хоть мистер Эдвардс тогда со мной и не согласился.

Мы замолкаем, затаив дыхание, когда наконец оглашают имя Алисы, и оно, звучное и родное, разносится под сводами зала, заставляя сердце екнусть. Она поднимается на сцену, не суетится, не ищет нас глазами в этом море лиц. Она просто принимает диплом, пожимает руку декану и мягко, сдержанно улыбается залу.

В ней столько естественного, врожденного достоинства, столько тихой силы, которую она, как губка, впитала из наших непростых, но преодоленных испытаний, что предательские слезы наворачиваются на глаза. Я быстро смахиваю их кончиками пальцев, чтобы Глеб не увидел, не почувствовал моего внезапного смятения.

- Вот и все, — шепчет Глеб, когда она, сияющая, как маленькое солнце, спускается со сцены, и в его голосе слышится странная, звенящая пустота, будто только что закончилось что-то очень важное, главная глава нашей общей книги. — Теперь она официально умнее нас с тобой вместе взятых.

- Она всегда такой была, — отвечаю я, глотая подступивший к горлу комок.

Церемония подходит к концу, и зал взрывается оглушительным, сметающим все на своем пути гулом. Студенты подбрасывают в воздух свои квадратные академические шапочки, и это похоже на салют, на взрыв радости, смеха, криков, ликующих аплодисментов.

Шум давит на уши, этот хаос чужого и такого родного счастья, в котором мы уже не главные режиссеры и исполнители, а лишь счастливые зрители. Мы с Глебом встаем, но не спешим пробиваться через бурлящую толпу, как будто не хотим отпускать этот миг. Он обнимает меня за плечи, притягивая к себе, и я чувствую его тепло, его надежность, ставшую за эти годы продолжением меня самой.

- Ну что, мама выпускницы-архитектора? Как ощущения?

- Страшно, — выдыхаю, закрыв глаза, чтобы хоть на секунду унять накатившую волну эмоций. — Кажется, только вчера мы собирали для нее пазл с единорогами, а ее беззаботный, звонкий смех наполнял всю нашу небольшую квартиру. А сегодня она уже проектирует здания, которые простоят, наверное, дольше, чем мы с тобой.

- И выходит замуж, — добавляет Глеб, и в его голосе слышится настоящая, глубокая, мужская грусть отца, отпускающего дочь. — Моя маленький девочка. И этот мальчишка…

- Этот «мальчишка» замечательный парень, — мягко перебиваю его, поднимая на него взгляд. — Умный, воспитанный, с хорошей, перспективной работой. И он смотрит на нее так, как…

Я замолкаю, не в силах произнести это вслух, суеверно боясь сглазить это хрупкое, зародившееся между ними чудо.

- Как я смотрю на тебя? — заканчивает он мою мысль, и я чувствую, как его губы касаются моей макушки, этот легкий, полный невысказанной нежности и благодарности поцелуй, от которого по всему телу разливается согревающее, спокойное тепло.

Я поднимаю на него взгляд, тону в его глазах, таких знакомых, выцветших от времени, но таких родных.

- Что-то вроде того.

— Люблю тебя, Ева.

— А я тебя.

Ну вот и закончилась эта история. Рада, что вы были с героями несмотря ни на что, и вместе с ними дошли до долго и счастливо. Они проделали большой путь, перебороли страхи, боль, обиду, поняли ценность семьи и научились спасать друг друга не предавая.