Вариация - Ребекка Яррос
В голосе Энн проскользнула нотка недовольства.
— Тебе следует быть осторожнее с лодыжкой, иначе ты… — Тут она вздохнула. — Эти тренировки тебя погубят.
— Это и правда несложно. Я привыкла проводить в студии по десять часов в день.
Я не продвигалась маленькими шажками — я едва ползла туда, где хотела (или должна была) оказаться.
— Если ты снова порвешь сухожилие…
— Знаю!
Я опустила руку и стянула с ног балетные туфли на раздельной подошве.
— Я прекрасно понимаю: если перестараюсь и снова его порву, мне конец.
Одна. Вторая. Я прошла по залу и бросила туфли в парусиновую балетную сумку, которая лежала под подоконником.
— Но если я не буду стараться и бороться за восстановление, мне все равно придет конец. Меня заменят, Энн. Всегда найдется тот, кто ждет своего часа. Меня унесли со сцены, и всего через пять минут Шарлотта уже исполняла мою партию.
Я взяла с подоконника бутылку с водой и телефон, открыла сообщение Евы и протянула Энн.
— Ты незаменима, — ласково сказала Энн. — Никому не под силу занять твое место, Алли. Такой талант проявляется раз в десять лет.
Она взглянула на телефон.
— Что там?
— Смотри.
Я села на пол и начала растягивать разогретые мышцы, делая в перерывах по глотку воды. Услышав голос автора видео, я поежилась.
— Чушь собачья.
Энн присела передо мной на корточки:
— Алли, скажи мне, что ты понимаешь: это — чушь собачья.
Она пыталась заглянуть мне в глаза, но я не смотрела на нее. Тогда сестра прокрутила страницу вниз.
— И, прошу, только не говори, что ты читала эти отвратительные комментарии.
Она закрыла приложение и положила телефон на пол.
— Зачем Еве отправлять тебе такое?
— Я думаю, ей казалось, что так я серьезнее буду относиться к тренировкам. Так оно и вышло.
Я села в позу бабочки, прижав стопу к стопе, и подтянула лодыжки к корпусу.
— А затем меня порвало на мелкие кусочки.
— Люди несут чушь, когда за это не приходится отвечать, — пробормотала она.
— Это произошло и из-за физического состояния, и из-за перенапряжения.
Я закончила растяжку.
— После той аварии мое ахиллово сухожилие так и не зажило до конца, но я не стала сбавлять обороты, даже когда отдых был очень необходим. Я собиралась начать реабилитацию после «Щелкунчика», но потом Василий предложил мне «Жизель», и я думала лишь о том…
Я поежилась.
— Ты хотела, чтобы мама тобой гордилась. Понимаю.
— Да.
Но этого так и не произошло. Как только Энн ушла из танцев, это бремя свалилось с ее плеч, но распределилось между Линой, Евой и мной.
Теперь его несли только двое из нас. И если я не выдержу, останется одна Ева.
— Кстати, о маме, — сказала Энн, сев напротив меня. — Вчера вечером я пересматривала фотографии в их комнате.
— Скучаешь по тем временам?
Она протянула мне рамку размером пятнадцать на двадцать сантиметров.
— С Линой было что-то не так.
— Ты о том, что она скрыла свою беременность? Или о том, что она ни разу не упомянула о ребенке и вообще отдала его на усыновление? — Я взглянула на фотографию, отметив сияющие улыбки мамы и Лины. Они прижались друг к другу головами перед афишей «Дон Кихота» в огнях вечерних фонарей. — Может, я чего-то не понимаю? Мама уехала в Сан-Франциско, чтобы посмотреть выступление Лины. Мы все об этом знали.
— Они в зимних куртках.
Энн привстала с колен и постучала по стеклу в верхней части рамки. Подпись гласила «13 марта».
— Ой…
Я снова принялась рассматривать снимок, пытаясь разглядеть признаки беременности Лины под толстым пуховиком, но ничего не увидела.
— Она же была на седьмом месяце беременности.
— Точно.
Энн достала телефон и подключилась к сети.
— А я вспомнила, что на той неделе приезжала на весенние каникулы из Нью-Йоркского университета, но мама меня с собой не взяла. Сказала, что ей нужно провести время с Линой наедине, серьезно с ней поговорить, потому что Лина работала только в студии труппы. Мама была разочарована тем, что Лина до сих пор не стала стажеркой, не говоря уже о кордебалете.
Энн повернула телефон, чтобы показать мне актерский состав того сезона.
— Лины здесь нет.
Она пролистала несколько программок на осень.
— Вот она. — Энн перелистнула дальше. — И вот тут. «Щелкунчик». Но и там — «Лина Руссо, студийная труппа». А дальше ее нет. Мама привезла домой эту фотографию, но имени Лины на той афише нет.
— Это постановочное фото. — Сердце бешено заколотилось. — Мама знала про Джунипер.
Энн кивнула:
— Переодевайся.
Глава тринадцатая. Алли
Пользователь45018: Еще бы их не взяли. Посмотрите, кто их мать.
КэссидиФэрчайлд1: Может, она и открыла им двери, но удержаться они смогли самостоятельно.
— Аннелли Майерс и Алессандра Руссо, к Софи Руссо, — сказала Энн охраннику у входа в Брукфилдский институт.
Он заглянул в планшет. Напряженное лицо скрылось под черной бейсболкой, а затем показалось снова.
— Проезжайте.
— Спасибо, — ответила Энн и подняла стекло «мерседеса». Ворота перед нами открылись. На газоне в центре круглой подъездной дорожки зеленела густая трава. Живая изгородь вдоль пути была аккуратно подстрижена. Мы проехали метров пятьсот по правой стороне к обширному поместью, которое, как решила наша мать, было создано, чтобы стать ее домом. Это был особняк Позолоченного века. Какой-то нефтяной магнат построил его сто с лишним лет назад, а за последние несколько десятилетий его отреставрировали.
Энн припарковалась на небольшой стоянке рядом с северным крылом. Мы вышли, чтобы немного размяться. Доехали вроде бы неплохо, всего часа полтора от Хэйвен-Коув по побережью. И все же я подозревала, что всю дорогу Энн жутко нервничала, как и я.
— Готова? — спросила сестра, сжимая ремешок сумочки.
— Более-менее. Идем.
Я перекинула ремешок сумочки так, чтобы она висела через плечо, и мы зашагали по извилистой дорожке. Поднявшись по широкой каменной лестнице, мы прошли между колоннами на крыльцо.
Пока мы стояли на пороге, мой телефон завибрировал. Я торопливо просмотрела сообщение.
Хадсон:
Ты не передумала завтра ехать на пляж?
Точно, уже завтра… При одной мысли об этом я тут же устала.
— Все в порядке? — спросила Энн, сдвинув солнечные очки на макушку.
— Хадсон спрашивает, не передумала ли я провести завтрашний день на пляже с его семьей.
Пальцы в нерешительности зависли над экраном.
— И что ответишь? — озабоченно нахмурила брови Энн.
Нелегко объяснить, почему меня так пугает перспектива два дня подряд приводить себя в порядок и изображать веселье, — ведь именно этого все и ждали. Во многом поэтому