Не развод, а война - Дана Вишневская

— Ты на встречи ездила? — перебивает он с издёвкой. — Когда это было?

— Да хотя бы когда мы с Петровыми договор заключали! Я там была, между прочим!

— Ты там была как моя жена, а не как деловой партнёр.

— А по закону я твой деловой партнёр! — кричу я. — Половина всего, что нажито в браке, моё!

— Ну, так подавай в суд, — он скрещивает руки на груди. — Посмотрим, что скажет судья.

— А может, я сначала в налоговую схожу? — ласково интересуюсь я. — Или в прокуратуру? Думаешь, им не будет интересно узнать про твои швейцарские счета?

Его лицо мгновенно бледнеет.

— Ты не посмеешь.

— Ещё как посмею, сука! — шиплю я. — Ты меня недооцениваешь, дорогой. Я могу быть очень злопамятной стервой.

Он молчит, и я вижу, как в его голове лихорадочно работает калькулятор. Просчитывает риски, ищет выходы, пытается понять, блефую я или нет.

— Сорок процентов, — говорит он, наконец.

— Теперь пятьдесят.

— Сорок пять, и это окончательно.

— Пятьдесят, или я прямо сейчас иду к журналистам, — я достаю телефон и демонстративно начинаю набирать номер. — У меня тут есть контакт одного очень хорошего репортёра...

— Стой! — он хватает меня за руку. — Хорошо. Пятьдесят. Но есть условие.

— Какое?

— Ты подписываешь соглашение о неразглашении. Навсегда. Никому и никогда ни слова о том, что видела в этих документах.

Я думаю секунду. С одной стороны, это разумно. С другой — а вдруг ещё понадобится прижать его к стенке?

— Согласна, — киваю я. — Но тогда и ты подписываешь отказ от всех претензий ко мне и к моей студии. И никаких попыток отобрать у меня родительские права.

— Сделано.

Мы смотрим друг на друга, и я понимаю — всё. Конец игры. Наш брак официально мёртв. Мы только что поделили труп наших отношений как два стервятника над падалью.

— Ещё одно, — добавляю я. — Алименты на Савелия. Восемьсот тысяч в месяц.

— Охренела совсем? Пятьсот.

— Шестьсот пятьдесят, и это не обсуждается.

— Договорились, — он кивает устало.

И тут меня накрывает волной какой-то странной пустоты. Я выиграла. Выиграла эту проклятую войну, получила всё, что хотела — деньги, дом, студию, алименты. Но почему же мне так хочется плакать?

— Знаешь что, Руслан? — говорю я тихо, и голос дрожит от сдерживаемых слёз.

— Что?

— Иди ты в баню со своей архитекторшей.

— И ты иди в баню со своими документами, — отвечает он так же тихо.

Мы стоим и смотрим друг на друга. Двое людей, которые когда-то любили друг друга, а теперь ненавидят с такой силой, что воздух между нами искрит.

— А может, именно поэтому ты хочешь развод? — шепчу я, и голос мой дрожит от боли и ярости. — Боишься, что я узнаю слишком много?

Он смотрит на меня долго, очень долго. И в его глазах я вижу что-то, что заставляет моё сердце сжаться от непонятного страха.

— Может быть, — говорит он тихо, и в его голосе звучит такая усталость, будто он прожил сто лет. — А может, я просто устал бояться, что однажды ты узнаешь, кто я на самом деле.

Руслан смотрит на меня с такой болью, что я невольно отворачиваюсь. Его голос дрожит: "Ты думаешь, я не хотел быть другим?" Я молчу, сжимая в руках документы. Внутри — странная смесь триумфа и тоски. Почему мне так хочется плакать? Ведь я выиграла. Так почему же победа ощущается как поражение?

Глава 14: Твоя сестра на моей стороне

Утро после вчерашнего скандала с документами встречает меня телефонным звонком. На экране высвечивается имя Милославы Громовой-Ратмирской. Сестра Руслана. Та самая элегантная дамочка с седыми волосами и манерами английской королевы, которая всегда смотрела на меня как на недостойную выскочку, посмевшую залезть в их благородное семейство.

— Злата, нам нужно встретиться, — говорит она без предисловий. Голос у неё странный, какой-то напряжённый.

Я сижу на кухне в старом халате, мешаю остывающий кофе и пытаюсь привести в порядок мысли после вчерашнего цирка в офисе её братца. Руслан поехал на свою квартиру. Хотя чёрт его знает, где он провёл ночь. Может, у своей молоденькой архитекторши.

— Зачем? — спрашиваю я осторожно. — Милослава, я сегодня ещё не в форме, чтобы встречаться для душевных бесед.

— Потому что твой муж — полный мудак, — выдаёт она таким тоном, будто обсуждает погоду. — И я намерена это исправить.

Кофе проливается на стол. Я хватаю салфетку, вытираю лужу и пытаюсь понять, что происходит.

— Прости, что?

— Ты меня прекрасно расслышала. Кафе "Времена года" в центре через час. Не опаздывай.

Она отключается, а я сижу и пялюсь на телефон. В голове полная каша. Милослава Громова-Ратмирская, искусствовед с манерами герцогини, только что назвала своего любимого братца мудаком. И приглашает меня на встречу.

Господи, что ещё за цирк? Хотя, она иногда в карман за словом не лезет.

Через час я сижу в уютном кафе напротив женщины, которая выглядит как идеал строгой элегантности. Серый кашемировый костюм, жемчужные серьги, безупречная причёска. И глаза, полные такой ярости, что мне становится не по себе.

— Я размышляла над вашими выкрутасами, — начинает она, размешивая сахар в чашке. — Твоя манера истерить производит фурор.

— Милослава, если ты пришла читать мне мораль...

— Заткнись, — обрывает она меня так спокойно, будто просит передать соль. — Я пришла извиниться.

Я моргаю. Потом ещё раз. Мозг явно даёт сбой.

— За что?

— За то, что мой братец ведёт себя как последняя свинья. За то, что я долгое время просто наблюдала за вашими битвами. И за то, что не остановила его раньше.

Она делает глоток кофе, а я продолжаю таращиться на неё как на привидение. Милослава, конечно, не всегда была на стороне Руслана. Но сестра есть сестра. И я её где-то понимала

— Ты серьёзно?

— Более чем. — Она ставит чашку на блюдце с лёгким звоном. —