Если бы не ты - Чарли Ви

Несколько секунд думаю писать ему ответ или нет.

Но внутри всё клокочет, что вряд ли смогу удержать в себе.

“Нам больше нечего обсуждать. Я приняла решение развестись с тобой. Так что через месяц буду полностью свободной от тебя и от твоей лапши, которую ты привык вешать мне на уши,” — печатаю про развод со злорадством. Не знаю, насколько ему эта новость будет неприятна, но очень хочется верить, что хоть немного, но в груди кольнёт.

Отправляю СМС, но на экране ни одной палочки связи нет.

Ну и ладно, как связь появится, дойдёт.

— Дядя Миша, во сколько в городе будем? — спрашивает Добрыня, умаявшись и не придумав чем заняться.

— А тебе, что срочно надо? — вопросом на вопрос отвечает.

Нехорошая черта. Хитрый этот дядя Миша.

— Надо. Завтра сделка у меня, документы подписать надо.

— Не переживай, к шести утра точно будем.

— Уверен?

— Да. Сейчас дорога накатанная, так что срежем по просёлочной через поле.

Я слышала, многие водители так делают. Если дорога хорошая и погода ясная, срезают. И да, это почти на час дорогу сократит. У меня даже настроение поднимается. Значит, приедем пораньше, даже поспать смогу немного, потому что здесь спать нереально, сиденья неудобные, не откидываются.

И это если мне неудобно, то даже не представляю, как Добрыне сидеть, он в два раза больше меня. Там и шея, и ноги затекут. Мне даже его жалко становится, ровно до того момента, как он не решает скоротать время в разговоре со мной. Единственной попутчицей.

— Имя у тебя интересное, А-л-е-с-я, — нараспев произносит его Добрыня.

— Обычное имя, — фыркаю я, бросаю на него беглый взгляд и снова отворачиваюсь к окну. — Добрыня, мне кажется, более экзотическим.

— Ну да, — усмехается. — А знаешь, что ещё странно?

Молчу.

— Красивая девушка, а такая злая. Фыркаешь, бухтишь.

Не знаю, с чего срываюсь. Будто всё накопленное недовольство жизнью решило вылиться на этого незнакомца.

Да и терпеть не могу, когда в душу лезут, замечания делают, не зная моей жизни.

— Вот давайте вы не будете лезть ко мне, а мне тогда не придётся грубить вам, — огрызаюсь в ответ.

Это он как сыр в масле катается. Пятитысячные пачками в кармане носит, а у меня жизнь внезапно разрушилась. Я чувствую себя так, будто на меня навалили гору дерьма, и я теперь пытаюсь из него выкарабкаться.

Смотрю в окно и ничего не вижу. Просто темно. А ещё слышу, как ветер завывает. За тонкой стеной машины. Его даже тихая музыка шансона не заглушает.

— Дядя Миша, а, может, через просёлочную не поедем? А то метёт сильно, — обращается к водителю Добрыня. Видимо, его тоже сильные порывы ветра напрягают. А ведь час назад былоа нормальная погода.

— Я уже свернул. Успеем. Нам ехать тут часок. Замести не успеет, — бодро отвечает старик.

Смотрю на Добрыню. Почему-то от его слов становится тревожно. А дяде Мише я совсем не верю, этот, мне кажется, соврёт и не поморщится.

Минут десять сижу в напряжении. Мышцы даже ныть начинают. Мне кажется, вот-вот сейчас и мы застрянем, с такой натугой ревёт двигатель. Чувствуется, как скорость стала меньше.

Постепенно всё-таки расслабляюсь. Наверно, это от ненормального дня у меня так нервы напряжены. Дядя Миша ведь опытный водитель, да и зачем ему собой рисковать, — успокаиваю себя.

Но стоит мне только об этом подумать, как со стороны водительского сидения раздаётся нездоровый хрип.

Резко поворачиваю голову. В лобовое стекло нам летит сугроб.

Удар.

Меня по инерции толкает вперёд, и я лечу на переднее сиденье. Но сильная рука удерживает меня за куртку. Иначе я бы точно сейчас щукой в стекло вылетела.

Всё замедляется. Мозг будто в десять раз начинает соображать. Я вижу, как подвешенный на зеркале ароматизатор ёлочка переворачивается, подпрыгивает, и я вместе с ней.

Я успеваю осознать, что мы сейчас разобьёмся. Я будто со стороны наблюдаю за собой, как сейчас меня припечатает к потолку, и я больше никогда никого не увижу. Дай бог, если умру сразу быстро, а если переломанная вся буду, то умирать придётся долго.

Привозили к нам таких в отделение, переломанных.

Скрежет металла пугает.

Адская боль в ноге.

Я кричу.

— Лесь, держись, — громкий шёпот в полной тишине, последнее, что слышу, и всё.

Темнота.

Глава 5. Холодная ночь

(Добрыня)

Я медленно приоткрываю глаза, пытаясь разобраться, где нахожусь. Мрак окружает меня, и единственное, что я слышу — это завывание ветра, и как гудит лес.

Не сразу понимаю, что произошло. Вокруг меня повсюду темнота, и холод, проникающий до костей, заставляет меня дрожать.

Сначала я не чувствую своего тела — будто на мгновение остался вне его, в каком-то тумане. Затем боль медленно возвращается ко мне — резкие, колючие ощущения пронизывают ноги и руки. Я пытаюсь пошевелить пальцами, и, к своему удивлению, чувствую, как они двигаются.

Сердце гулко стучит в груди, а горло стягивает от ужаса. Я постепенно начинаю осознавать, что лежу в перевёрнутой машине. Что-то твёрдое упирается мне вбок.

Не знаю, сколько я был без сознания, но руки уже ноют от мороза, меня трясёт от холода.

Хрен знает где моя дублёнка, куда её закинуло.

Надо скорее выбраться, но как?

Я вытягиваю руку, осторожно ощупываю воздух, пытаюсь понять, что находится рядом. Темно, так что ни черта не видно. Дотягиваюсь рукой до кармана на брюках, ощупываю его. Никогда не думал, что буду настолько счастлив телефону. Он всё ещё в кармане, не выпал.

Достаю его, замёрзшие пальцы плохо слушаются, но я продолжаю упрямо тыкать в экран и, наконец, включаю фонарик.

Яркий свет разрезает ночную мглу.

Приподнимаю голову, осматриваюсь.

Газелька завалилась набок и это радует, значит, не совсем вдребезги разбилась, а вот осознание того, что мы застряли хрен знает где порождает панику.

Сейчас об этом не надо думать, — командую самому себе. — Главное сейчас — найти дублёнку и согреться.

Сажусь, свечу фонариком, осматривая салон. Алесю от меня отшвырнуло, вижу только её золотые волосы из-за сидения. Сердце болезненно замирает. Я отстраняюсь от стенки. Ползу на коленях к ней. Пробираюсь через сидения. По салону нас швыряло не хило. Удивительно, что вообще живы ещё.

Рука натыкается на что-то мягкое, и в свете фонаря вижу, что это рукав моей дублёнки.

Ну слава богу, выдыхаю. Надеваю, кутаюсь. Она ледяная. Кожу обжигает.

Ненавижу холод.

Останавливаться нельзя, надо двигаться, чтобы согреться.

Доползаю до Алеси. Переворачиваю её к себе лицом. Через лоб идёт прямой порез, рассекла,