Если бы не ты - Чарли Ви

Тормошу её, но она не приходит в себя.

Хреново. Не дай бог, сотрясение, я ей сейчас и помочь ничем не смогу.

А что если она… ужас заполняется мои внутренности чёрным холодом, и снова паника нарастает. Лицо Алеси внезапно превращается в лицо Софы. Жмурюсь, прогоняя её образ.

Столько лет прошло, а я до сих пор не могу забыть.

Делаю глубокий вдох. Начинаю дышать глубже, прибегая к тому, что в такие минуты важно сохранять спокойствие. Голова должна быть холодной.

Приподнимаю её и чувствую, что её что-то держит.

Ощупываю тело, спускаюсь к ногам. Стопа застряла под сиденьем. Аккуратно вытаскиваю её. Перетаскиваю её ближе к двери.

Мне уже не холодно. Натуральный мех греет отлично. А вот Алеся бледная как смерть. У неё где-то шапка была, но сейчас пока не найду. Надеваю ей капюшон, прячу руки в рукава. Мои пальцы горят огнём, растираю и Алесины пальцы, чтобы согрелись. Молодая ведь ещё, нельзя умирать. Да и я пожить ещё хочу.

Так. Что дальше?

Оглядываюсь.

Дяди Миши не видно.

Надо его проверить.

Согнувшись в два раза, перемещаюсь на корточках к кабине. Дядя Миша сидит за рулём. Тяну за плечо, тело сковано, и я понимаю, что он мёртв.

Внутри меня тишина. Нет эмоций. Я просто принимаю это как факт.

К моим записям, которые я веду в голове мысленно, добавляется ещё один пункт: вытащить его на улицу.

Сидеть нам придётся всю ночь. Выдвигаться сейчас куда-нибудь бессмысленно. Надо попробовать завести машину, чтобы печку включить. До утра дотянем, а там уже видно будет, что делать дальше.

вот только вытащить дядю Мишу — это легко сказать, а сделать это, оказывается, непросто.

Во-первых, дверь в салон заклинило, и отодвинуть в сторону её не получается. Приходится лезть в кабину, дёргаю ручку. Она открывается раза с пятого. И после этого тащу дядю Мишу в дверь. Он хоть и худой, но замёрзшие конечности постоянно цепляются то за руль, то за ремень, то за сиденье.

Наконец, мне это удаётся. Оставляю его рядом с машиной, прикапываю немного снегом, чтобы никого не привлечь из хищников.

Я не особый знаток леса, пару раз на охоту выезжал, но кое-чему научился.

Ветер завывает ещё сильнее, снегом заметает. И всё тепло, что я успел нагреть, улетучивается очень быстро.

Осматриваю перевёрнутую газель.

Её не поднять.

И с этим пониманием исчезает надежда на попытку завести машину.

Смотрю на телефон, делений нет. Связь вообще не ловит.

Прохожу в одну сторону, в другую, может, где-нибудь появится, но телефон сейчас как кирпич, никакого от него толку. Только фонарик, но и его придётся выключить, чтобы не тратить батарею.

Может, когда метель закончится, связь появится. Но, получается, нам придётся провести всю ночь в лесу.

Ёжусь от холода, поднимаю воротник.

Грёбаная поездка. Ведь чувствовал же, что что-то случится.

Закрываю глаза на секунду. Хочется материться, психовать, расхерачить что-нибудь.

Но надо быть спокойным.

Делаю глубокий вдох. Морозный воздух обжигает лёгкие.

И лезу обратно в машину. Надо закрыть двери.

На водительском сидении замечаю клетчатое одеяло, которое сложено и, видимо, служило подушкой.

Нам тёплая вещь не помешает. Замотаю Алесю, может, и мне кусочка хватит.

Заодно снимаю и куртку дяди Миши, которая висит над его сиденьем.

Снова перебираюсь в салон и подползаю к Лесе. Тру её руки, кутаю в одеяло, куртку наматываю ей на ноги.

Растираю щёки. Делаю всё механически, чтобы не заострять внимание ни на чём. Она, конечно, не самый лучший собеседник, но определённо не заслуживает участи дяди Миши.

Приподнимаю её и прижимаю к себе, чтобы согреть собой и, наконец, до моего слуха доносится её тихий стон.

Глава 6

(Алеся)

Голова просто раскалывается, как будто её пинали вместо мяча. Я медленно открываю глаза, и первый взрыв света заставляет меня зажмуриться. Всё вокруг плывёт и смещается, как если бы я находилась в какой-то странной, заторможенной реальности. Я пытаюсь сосредоточиться, но в голове стучит, как будто кто-то бьёт по барабану.

Постепенно звуки начинают обретать форму. Я слышу гудение, слышу вой ветра, и в этом шуме я различаю тихий голос.

— Алеся, ну же девочка. Приходи в себя, — это мужчина. Он зовёт меня.

Тревога, беспокойство наполняют мою грудь. Сердце оглушающе стучит в груди.

Пытаюсь пошевелиться, но всё слишком тяжело. В руках и ногах — странная, острая слабость. Я чувствую, как будто мои конечности больше не принадлежат мне. Пытаюсь сглотнуть, но горло пересохло, словно я провела вечность в пустыне.

Снова стараюсь открыть глаза, но туман в голове не уходит. Я ощущаю что-то жёсткое под спиной, и только сейчас осознаю, что лежу на чём-то холодном. Руки и ноги слабо покалывают, как будто пробуждаются от долгого сна. Я единственное, что могу сделать — это попытаться восстановить свои мысли.

Вспышки образов скачут в памяти, как короткие кадры старого фильма. Миг — я вижу себя в старой газельке, рядом мой попутчик, затем — звук удара, резкий, как молния, полный хаос, удар и… больше ничего.

Открываю глаза, вокруг темно или я не открыла?

— Что… происходит? — мой тихий голос звучит в тишине громко.

— Как ты себя чувствуешь? — доносится из темноты мужской голос.

— Болит всё. И ничего не вижу.

Чувствую, как сильные руки приподнимают меня и куда-то перемещают. Но теперь сидеть удобнее, мягче. Тело задеревенело, но всё равно до меня доходит, что Добрыня меня себе на колени посадил. Слышу его дыхание. В темноте все чувства обостряются.

— На улице ночь, фонарик не включаю, чтобы аккумулятор не садить. Он нам ещё пригодится. Помнишь, что мы в аварию попали?

Киваю, и только спустя несколько секунд понимаю, что он не видит меня.

— Помню. И что теперь? Подмогу вызвали?

— Руки чувствуешь? — спрашивает Добрыня, игнорируя мои вопросы.

Прислушиваюсь к своему телу. Чувствительность постепенно возвращается. Руки огнём горят, будто в кипяток опустили. А Добрыня не останавливается, трёт их, дышит. От него жар идёт, как от печки, и я начинаю таять, словно сосулька. А с ощущением тепла приходит боль.

— Да, чувствую. Болят. И ноги тоже.

А ещё меня начинает бить озноб.

Добрыня сдёргивает с моих ног ботинки. И с жаром принимается разминать стопы.

— Ноги чувствуешь?

— Да, — чтобы не заплакать закусываю губу. Больно ужасно. — А что насчёт спасения? — снова спрашиваю его.

— Пока ничего. На улице метель не успокаивается, связи нет. Придётся просидеть всю ночь