Бестселлер на троих - Маргарита Аркадьевна Климова

Ночью трахаю её как не в себе, стараясь запомнить каждую секунду, каждый стон, каждый вдох, каждую родинку на любимом теле. Завтра мне придётся выдрать карамельку из сердца с корнем, причинив и ей боль. Дождавшись, пока в спальне настанет сонная тишина, выбираюсь из кровати и собираю вещи.

Поражаюсь тому, как много моего шмотья скопилось в этой квартире. Вроде, понемногу перевозил всё необходимое, а помимо сумки пришлось упаковывать ещё и чемодан. До отъезда остаётся полчаса, и самое время объясниться с Артёмом. Друг поймёт и поддержит Аниту, пока я буду собирать себя по частям. Тихо бужу Верховина и указываю в сторону кухни.

— Помнишь наш спор? — отпиваю крепкий кофе, сверяя время с пробками. — Ты победил. Я самоустраняюсь. Будьте счастливы.

— С ума сошёл? Зачем, вообще влез между нами? Чтобы потом сбежать, как последний трус?

— Да не могу я больше, понимаешь? Сначала новизна и пикантность привлекали, а потом всё переросло в раздражение, — наклоняюсь к нему, шипя, как истеричная змеюка. — Лучше пусть для Аниты я буду подонком, чем в какой-то момент не сдержусь и совершу непоправимое.

Тихон, сидящий до этого в ногах у Тёмы, дёргает ушами и вальяжно смещается в сторону коридора, а следом слышатся лёгкие шаги босых ног карамельки. Она заглядывает к нам, улыбается и идёт в ванну, из которой вылетает через несколько секунд.

Кажется, зашкаливающий грохот её сердца я слышу даже здесь. Знаю, что Туманова всё поняла, готовлю лицо для пощёчин и выхожу к ней, корчась внутри от сочащей кислотой крови.

— Я улетаю, Анит, — опережаю вопросы. Выяснять отношения не осталось сил.

— В командировку? В отпуск? — неуверенно спрашивает, с непониманием вглядываясь в глаза.

— Прости, — прижимаю к себе последний раз, зарываясь в волосы и вдыхая порцию райского яда. Выворачивает ещё больше, и стоит задержаться на пару минут, вряд ли у меня получится уйти. — Я пытался, но не смог.

Молчит. Только кивает, проводит ладошкой по скуле, слишком сильно выпрямляет напрягшуюся спину и уходит, так ничего не сказав. Уверен, что мне вечно будут сниться её блестящие от подступающих слёз глаза, трясущиеся от безысходности и разочарования губы, вздымающаяся от нехватки воздуха мелкой пульсацией грудь.

Бросаю взгляд на распечатку рукописи, так и не обретшей финал. В последней главе я описал свои чувства и то, что происходит со мной после Новосибирска. Надеюсь, Анита когда-нибудь прочтёт и простит мою трусость. Подхватываю сумку с чемоданом, толкаю дверь, выхожу и захлопываю её ногой.

Времени в обрез, поэтому машину бросаю на стоянке у Руслана, попросив перегнать её в подземный гараж, и оттуда уезжаю на такси, предупреждая сообщением знакомых и родственников о незапланированном отпуске. В аэропорту регистрируюсь в последний момент и сразу прохожу на посадку.

Моя цель Ачех в недрах Индонезии. Изумрудный залив, белоснежный песок и возможность поселиться в относительном уединение. Лучший способ обрести мир в себе и осмыслить всё произошедшее.

Глава 47

Артём

— Анит, он остынет и обязательно вернётся, — присаживаюсь на край кровати, где лежит моя Муза, подтянув к груди колени и спрятав в рассыпавшихся волосах лицо. Не сомневаюсь, что по нему текут дорожки слёз, впитывающихся в подушку. — Я знаю Марата очень давно. Сейчас заляжет на каком-нибудь пляже, выпьет ящик самогона, поныряет бухой и прилетит как миленький.

— Зачем? — шепчет, сжимая в кулаке простыню.

— Что зачем? — переспрашиваю, потому что не понимаю к чему из всего мной сказанного относится вопрос.

— Зачем возвращаться? — с надрывом на выдохе. — Захотел пришёл, поразвлекся, разнообразил ощущения, потом собрал втихаря вещи и смылся в тёплые края. Мне это зачем?

Не нахожу, что ей ответить. В чём-то она права. Нам не по двадцать лет. Мы уже не можем позволить себе легкомысленность в отношениях. Ты либо продуманно строишь общий быт, отдаёшь себя семье, даже если она не совсем обычная, либо вычёркиваешь себя, пока не стало поздно.

Вряд ли неопределённость в партнёре толкает на рождение детей. А я отлично знаю, как Анита мечтает родить парочку малышей и почувствовать то тепло, что присуще матерям. Как-то она обмолвилась за ужином, что хочет бросить пить противозачаточные таблетки, но Марат, погружённый в свои внутренние разрушения, не придал этому значения, или даже не услышал.

Ложусь рядом, придвигаюсь к ней и прижимаю трясущуюся спину к груди, переплетая руками. Ей больно, и я хочу забрать эту боль себе, но отключить по щелчку сердце и разум, изолировать душу от переживаний не способен никто.

Сколько мы так лежим, переживая уход Башарова? Мне бы радоваться, что соперник сам устранился и оставил Аниту только для меня, что наконец появился шанс создать нормальную семью и сделать Музу счастливой, но её отчаяние и потерянность не дают прочувствовать удовлетворение. Наоборот, я растерян и подавлен от предательства друга.

Пытаюсь отменить лекцию, но замены нет, и мне приходится оставить Туманову одну, чтобы провести две пары и поприсутствовать на педсобрание. От нервозности бесит всё. И студентки, стреляющие глазами, и парни в последнем ряду, обсуждающие что-то более важное, чем историю появления первой типографии в России, и преподаватель английского языка, навязчиво демонстрирующая свою хозяйственность.

В перерыве набираю Аниту, но бесконечные гудки уходят в никуда, и на том конце проваливаются в пустоту. Не берёт, не реагирует на сообщения, не даёт мне хоть немного успокоиться. Кое-как отдиктовываю предмет и сбегаю, предупредив отца о плохом самочувствие.

Зайдя домой, окунаюсь в звенящую тишину, которой отродясь здесь не слышал. От первой пришедшей мысли окатывает кипятком, а следом накрывает жидким азотом. Кажется, Туманова пошла по привычному маршруту — побег подальше от проблем. Если бы это было не так, вечно голодный Тишка давно вылетел бы в коридор, заслышав щелчок открываемого замка.

По инерции двигаюсь в сторону спальни и, открыв дверь, облегчённо выдыхаю. Анита спит, прижав к груди пушистый комок, который выглядывает из-под её руки и взглядом умоляет спасти его из тесных объятий. Подхожу к кровати, осторожно вытягиваю кота и под ним замечаю рукопись книги с замятыми уголками. Беру её, присаживаясь на край, открываю пролог и понимаю чья она.

— У него не нашлось финала для истории, — безэмоционально раздаётся за спиной. — Гай исчезает в чёрной дыре, не понимая, куда его выбросит, а Роксана и Давид остаются на горящей космической станции с неработающим челноком. Он изначально не видел будущего в наших отношениях.

— Мы выберемся с космической станции, — откладываю бумаги и подползаю к ней. — Я починю челнок, и мы допишем свой финал.

Обнимаю её под раздирающий душу