Измена. Бывшая любовь мужа (СИ) - Милана Лотос

— Варя?

Голос. Тихий, пропахший пылью и безнадежностью. Голос отца. Тот самый, что когда-то читал мне сказки, а потом научился молчать.

— Папа? Что случилось?

Пауза была долгой, мучительной. Я слышала его тяжелое, сиплое дыхание.

— Варя… Мама. В больнице. Инфаркт.

Слово ударило по солнечному сплетению, но не вызвало ни паники, ни горя. Лишь ледяную пустоту. Я молчала.

— Не критично, слава Богу, — поспешил добавить он, словно оправдываясь. — Врачи говорят, микроинфаркт, вовремя успели… Но она… она хочет тебя видеть.

— Меня? — это вырвалось само, с горькой, почти невежливой усмешкой. Мать, которая выгнала меня, которая назвала неблагополучной, которая боготворила моего мужа даже после всего того, что он сделал, — хочет видеть меня?

— Да. Просила. Очень просила, — пробормотал отец, и в его голосе я услышала ту самую усталую беспомощность, что копилась годами. Он был заложником ее воли и тогда, и сейчас.

Я сказала, что подумаю, и положила трубку. Но думать было не о чем. Мысли метались, как пойманные в стеклянную банку осы. Идти? Зачем?

Чтобы снова услышать упреки, когда я едва держусь на ногах? Или увидеть её слабость и… почувствовать торжество? Или дать шанс той последней ниточке, которая, казалось, оборвалась, но всё ещё царапала сердце?

Я простояла у окна битый час, глядя на цепочки фонарей и редкие огни в чужих окнах. Каждый свет на кухне казался символом чьей-то истории, чьей-то боли. У меня был выбор: оставить все как есть или зацементировать дверь, которую она сама захлопнула. Это было бы справедливо и безопасно.

Но что-то тащило меня туда.

Не любовь. Не долг.

Какая-то непонятная, тягучая необходимость поставить точку.

На следующий день, оставив Артема с Дашей и сказав Вардану лишь сухое «нужно съездить по одному делу», я поехала в больницу. В руках был не букет, а просто сумка. Пустая. Я не знала, что нести в этот дом скорби и взаимных обид.

Палата была на четвертом этаже.

Полутемная, пахнущая лекарствами и стерильной чистотой. Она лежала у окна, и первый взгляд на нее был шоком. Не та властная, подтянутая женщина с каменным лицом.

Передо мной лежала старуха. Бледная, с синеватыми тенями под закрытыми глазами, с тонкими, безжизненными седыми волосами на подушке. Ее рука с капельницей лежала поверх одеяла — худая, с проступающими синими венами.

Она услышала шаги и открыла глаза. Увидела меня.

И… отвернулась к стене. Тихо. Без драмы. Как ребенок, который знает, что виноват, но не находит сил встретиться с судом.

Мы молчали. Звуки больницы — переговорное устройство, шаги в коридоре, редкий смех — казались оглушительными.

— Лиза все рассказала, — ее голос был шепотом, царапающим тишину. Она не оборачивалась. Говорила в белую стену. — Как он с ней обращался. Что говорил. Что… что я натворила.

Я не отвечала. Ждала.

— Я думала… я всегда думала, что делаю как лучше, — в ее голосе не было оправданий, лишь тупое, неподдельное изумление перед масштабом собственной ошибки. — Хотела для вас стабильности. Обеспеченного будущего. Он же… он был таким сильным. Надежным. А в итоге вот как получилось.

— Нет, мама.

Слово сорвалось с моих губ тихо, но с такой четкостью, что она вздрогнула. Я сделала шаг вперед.

— Ты хотела этого для себя. Для своего спокойствия. Чтобы похвастаться перед подругами «таким» зятем. Чтобы мы были удобными, правильными, такими, как ты считаешь нужным. Ты никогда не видела нас. Настоящих. Не слышала, чего мы хотим. Ты видела лишь кукол для своей идеальной картинки. И когда мы вышли из роли… ты нас возненавидела.

Она зажмурилась.

По ее морщинистой старой щеке, медленно, с трудом, словно против воли, скатилась слеза. Она не всхлипывала. Просто плакала. Беззвучно и беспомощно.

— Прости… — выдохнула она в подушку. — Мне… мне так стыдно.

Эти слова повисли в воздухе. Не «я была не права», не «давай начнем все сначала». Просто — «стыдно». Признание не ошибки, а морального падения. Горького, унизительного осознания.

Примирения не произошло.

Не могло произойти.

Слишком много было сломано, слишком глубоки раны. Не было объятий, не было слов о прощении. Они застряли бы у меня в горле комом лжи.

Но я подошла к тумбочке, налила из кувшина воду в стакан и поставила его рядом с ней, в зоне досягаемости. Простой, бытовой, ни к чему не обязывающий жест.

— Пей. Тебе надо пить, — сказала я просто.

Она медленно повернула голову. Посмотрела на стакан, потом на меня. В ее глазах не было былой стали. Только усталая, бесконечно одинокая боль и тот самый стыд.

— Спасибо, — прошептала она.

Я постояла еще минуту, потом повернулась и вышла. Не попрощалась. Не пообещала вернуться.

Спускаясь по больничной лестнице, я не чувствовала облегчения. Не было и триумфа. Была только тяжелая, давящая грусть. Грусть по той матери, которой у меня никогда не было. И по той женщине в палате, которая, возможно, слишком поздно поняла цену своей «любви».

Дверь, закрытая навсегда, не распахнулась. Но в ней появилась крошечная, едва заметная щель. Щель, в которую больше не летели обвинения и упреки. В которую, возможно, когда-нибудь, прольется просто тихий, нейтральный свет. И пожалуй, пока этого было достаточно.

Глава 43

Макс Яхонтов

Мысль созревала, как гнойник — болезненно и неотвратимо. Суд был пощечиной. Налоговая проверка Вардана — досадной помехой, но не фатальной. Анонимка в садик — мелкой пакостью, которая лишь позабавила, когда Янина, по словам моего человека, чуть не поседела за одну ночь.

Но этого было мало. Слишком мало. Они смели жить своей жизнью, строить свою идиллию. Моя жена. Мой сын. Моя… собственность. Они осмелились чувствовать себя в безопасности.

Информация пришла, как манна небесная. Через ту же самую медсестру из роддома, алчную дуру, которая за пару тысяч готова была продать душу. Вардан бронировал гостевой дом за городом, на выходные. Они едут все: он, Варвара, его дочь и — главное — мой сын. Артем. Название дороги, примерное время. Этого было достаточно.

План был элегантен в своей простоте.

Не похищение. Похищение — это громко, это следствие, это риск. Нужно было не украсть, а… спасти. Спасти сына от нерадивой матери и ее любовника. На пустынном участке дороги, в лесу, их «остановят» двое. Неподготовленный Вардан попробует поиграть в героя, получит по лицу. Они будут напуганы, растеряны. А я появлюсь как раз вовремя — я