Нам (не) по пути - Мара Евгеника
— В принципе, крестный, нет безвыходных ситуаций. До моей защиты еще два месяца. Да, сейчас я совсем не могу оперировать. У меня руки ходуном ходят, — произношу и показываю руки, — профессор сказал, что такое бывает, пройдет со временем. Поэтому пока у меня эта проблема есть, я за время до защиты хочу завершить все дела в Питере, а главное документы поменять. Если Вам, не сложно, просто объясните Самсону, что я не отказываюсь ему помогать, но пока у меня вот такие реальные неприятные обстоятельства. В данный момент могу только заняться организацией работы его клиники, идею которой я сама Андрею Юрьевичу подкинула, но работать у стола нет, не могу. Да, как только все сделаю в Питере, сразу приеду на защиту, а потом прямо из Москвы к деду в Швейцарию.
Заканчиваю говорить. Повисает гнетущая пауза. Марк и Ливон некоторое время сидят молча.
— Варвара, это все, что ты решила рассказать или все же ещё подробности будут? — с некоторым напором произносит крестный, давая мне понять, что он ждёт более детальную информацию.
— Все. Больше никаких подробностей не будет, — отвечаю спокойно, чётко, жёстко, обрубая желание крестного настаивать. Зная характер Марка, все же дополняю. — Продавить меня не получится. Я не сдамся, вы же это оба знаете.
— Одну секунду, дорогие мои. Марк, можно мне высказать свое мнение и предложение? — в разговор вступает Ливон. Получив утвердительный кивок головы, мужчина продолжает. — Уверен, что необходимости в подробностях нет. Картина и так понятна. В связи с ситуацией, а она налицо, моё предложение простое, но действенное. Надо публично во всех СМИ и интернет источниках объявить о нашей с Варварой помолвке. Варь, пожалуйста, не торопись говорить "нет". Помолвка — это же не свадьба. Однако, своим заявлением мы убиваем нескольких зайцев. Демонстрируем твою принадлежность к семье и нивелируем ситуацию. После объявления Самсон сам не захочет тебя тревожить. И Марку не придётся этого упыря ни о чем просить.
Мне предложение Ливона хоть не слишком и нравится, но не могу не признать, что это самый простой выход из создавшегося положения. На этом и сходимся. Информация с фотографиями и видео о помолвке разлетается по всем СМИ.
И все бы ничего, если бы между мной и Ливоном не случилась история, после которой он начинает душить меня своим вниманием и заботой, а у меня появляется стойкое желание как можно быстрее свалить в Питер.
В момент моего выхода из дома крестного я держусь на одном честном слове, чтобы не послать Ливона в Помпеи, где на каждом углу есть древний указатель выхода, который теперь в трех буквах на заборах пишут.
Прилетев в Питер, выдыхаю, несмотря на то, что внутри меня сидит червь сомнения, который тоже чрезвычайно сильно гложет меня. Имя этого раздражителя Кирилл Зубов. Первое время оглядываюсь и шарахаюсь в людных местах. По началу меня ужасно беспокоит, что могу встретить где-нибудь Кирилла.
Ситуация для меня несколько странная. С одной стороны я вроде и не давала никому никаких обещаний. С другой — с этой помолвкой в совокупе с другим причинами чувствую себя прямо настоящей предательницей и изменщицей.
Понимаю, что вероятность нашего столкновения с Зубовым мизерна, но в жизни, как известно все имеет место быть. Мне этой встречи хочется избежать, не готова я отвечать на вопросы, которые у Кира явно могут возникнуть.
И о чудо за три недели моего пребывания в Питере, кроме Ливона, никто меня не тревожит. К Самсону я сама заезжаю переговорить об организации работы клиники, до открытия которой ещё семь лаптей по карте хлебать. Он вежливо уточняет: сможет и захочет ли отец мой заняться его детищем. Ничего не обещаю заранее, но с отцом все же планирую переговорить, когда поеду к ним в деревню после визита в Карелию на заимку Ворона.
Выполнив часть намеченного мной плана, утром рано собираюсь в дорогу, ныряю в Гелик и еду к Ивану. Предварительно созваниваемся с ним, договариваемся, связь держать через Марфу. Они должны меня встретить до поворота на заимку.
Всю дорогу вспоминаю мою безумную осеннюю гонку на Крузаке с похищенным мужиком на заднем сидении. Помню, как он на меня орал и как мне угрожал расправой. Если честно, самой себе я могу признаться, что сильно сдрейфила тогда. У меня даже поджилки тряслись. Уверенность в том, что мне ничего не грозит появилась только после нашей первой остановки. Именно в момент, когда мы с Кириллом стояли друг против друга, у меня впервые создалось ощущение внутренней близости с ним.
— Иван, ты знаешь человека по имени "Зубатка"? — за вечерним чаем на острове, куда мы поехали вдвоем с Вороном, спрашиваю то, что мне не дает покоя.
— С какого перепугу, Варвара, у тебя этот вопрос созрел?
— Нормальный вопрос. Я несколько раз слышала это имя в контексте "Зубатка все порешает", "если что, скажи, что Зубатке, позвонишь", "Зубатка всех на ремни порежет".
— Ты у крестного своего интересовалась про этого Зубатку?
— Ага, — говорю, прихлебывая вкусный травяной чай, который в термосе нам Марфа дала. — Каренович традиционно сказал: "Многие знания — многие печали". Посоветовал мне не упоминать это имя всуе, особенно посторонним. Дескать, люди могут связать меня с этим персонажем, что чревато проблемами.
— Ну, Варь, в этом вопросе Барс прав. Имя Зубатка забудь и все. Никогда и ни при каких обстоятельствах его не упоминай. Поняла?
— Да, Ворон, поняла. Только скажи мне, кто это. На одной коробке, которую я забирала в деревне, была от руки надпись "Зубатка". У нас с Кириллом из-за этой коробки целый скандал разгорелся. Кстати, а ты с Киром, случайно, не знаком был ранее? Просто как-то ты слишком легко меня с ним отпустил на остров, а потом ещё и навялил мне его в деревню.
— Малая, ты такая любопытная стала, ужас какой-то. Нет, мы с Кириллом — "незнакомцы". С тобой отправил, потому что почувствовал его, как хорошего мужика, правильного. Он же тебя не удавил до приезда сюда и не отоварил по полной программе. Уж я то знаю точно, как иногда хочется пришибить тебя за характер твой строптивый и упертый.
— Ладно, Ворон, ты мне зубы не заговаривай. Давай ближе к телу. Возвращайся к Зубатке.
— Варь, я о нем только слышал, но видеть не видел. Как тебе проще объяснить: Костя наш был Белым Ангелом, а Зубатка — Чёрный Ангел.
— Киллер, что-ли, Вань?
— В определённом смысле может и так, но несколько иначе.