Развод. Мне теперь можно всё - Софа Ясенева

— Вряд ли после такого они ещё останутся подругами.

— Это уже не наши проблемы, Лид, — он говорит спокойно, и протягивает ко мне руку. — Иди сюда.

Я медлю пару секунд, но всё же подхожу. Он притягивает меня к себе и усаживает на колени. Запах его парфюма обволакивает, ощущаю, как под пальцами напрягаются его плечи. Чувство такое странное. Волнуюсь, будто это не мой муж, а совершенно посторонний мужчина, с которым всё только начинается. Кожу покалывает сквозь ткань, дыхание сбивается.

— Хочу, чтобы ты меня поцеловала, — произносит тихо, глядя прямо в глаза.

Раздумываю совсем немного, а потом всё же наклоняюсь и целую его в щёку быстро, почти формально.

— Это что за детский сад? — притворно возмущается Толмацкий. — Я на такое не согласен.

Он притягивает меня ближе, ладонью легко придерживает за затылок и осторожно целует в губы. Ох… всё тело отзывается томлением. Забыла уже, какими бывают поцелуи, не страстными, не требовательными, а мягкими, с оттенком извинения и благодарности. И в то же время в них всё то, что мы теряли по капле.

Но, как обычно, всё портит Филисова. Опять. В памяти вспыхивает тот вечер, короткая вспышка боли. Отстраняюсь, упираюсь ладонями в его грудь, стараясь отдышаться.

— Подожди, Дим.

— Что не так?

— Притормози.

Он раздражённо раздувает ноздри, но ничего не говорит. Думает, что задобрил дракона, а оказалось у меня отличная память. И сколько бы он ни приносил цветов и ни обещал “всё исправить”, никак не выкину Филисову из головы..

— Зачинщицей проверки была не Света, а Ольга. А что будет с ней? Получается, есть доказательства, что подлог документов действительно был.

— Не всё сразу, Лида. В этом направлении я тоже работаю. Донесу до начальства Филисовой, что та творит прямо у них под носом. После такого вряд ли за ней оставят её должность.

Хочется удовлетворённо хлопнуть в ладоши, почти по-детски, вот она, справедливость! Но радость быстро гаснет. Я ведь помню, сколько всего их связывает.. Она когда-то немало чего делала… и вряд ли всё это было в рамках правил. Боюсь за него. Если она начнёт защищаться, может потянуть его за собой.

— Она ведь начнёт защищаться, — произношу, глядя прямо в него. — Выложит всё, что у неё есть против тебя. Вдруг это будет стоить тебе должности?

— Будет, конечно. Ольга своего никогда не упустит. Тем более, что она на меня очень обижена. Не переживай, я всё разрулю, просто нужно немного больше времени.

Он говорит уверенно, но я слышу в голосе усталую хрипотцу. Такой он всегда, несокрушимый, даже когда всё идёт не очень хорошо. Сама не замечаю, как пальцы скользят в его волосы. Это движение инстинктивное, раньше я так делала, когда мы обсуждали что-то важное. Тогда это всегда его успокаивало. И сейчас он закрывает глаза, выдыхает медленнее.

Может, сейчас и правда момент, чтобы сказать ещё кое-что?

— Дим, помнишь, я говорила, что хочу уволиться?

Он поднимает голову, морщит лоб:

— Сейчас нет причин, всё же решено?

— Дело в том, что мы с Галей открыли свою школу английского. — Я улыбаюсь, стараясь звучать легко, но голос всё равно дрожит от волнения. — И у нас уже даже есть первые клиенты. Я бы хотела развиваться в эту сторону. Плюс… — делаю паузу, — тогда мы не будем работать вместе.

— И где я тебе найду замену сразу двум преподавателям? — наконец произносит.

— До нового года я доработаю, обещаю, — спешу заверить. — За это время вполне можно найти кого-то.

— Ладно, — коротко бросает он.

Я понимаю, что добавляю ему проблем, но чувствую, что поступаю правильно. Лёгкость даже не физическая, а внутренняя появляется. Будто кто-то развязал узел у меня под рёбрами. Я могу заниматься чем хочу. Моя жизнь — не приложение к его карьере.

— Я хотела посоветоваться с тобой, — говорю уже мягче.

— О чём?

— Помнишь, ты мне как-то рассказывал про рекламу, которую вы крутите? Тогда я ничего не поняла, честно говоря. Но сейчас мне правда интересно послушать.

— Вот ты хитрая женщина. Расслабила меня, огорошила новостями, а теперь ещё и советы тебе давай.

Слышу по голосу, что это он больше для проформы, чем на самом деле недоволен. Атмосфера между нами стала спокойной, когда вдруг…

Телефон в его кармане резко вибрирует. На экране высветилась Марианна. Всё его благодушие исчезает мгновенно. Он выпрямляется, плечи становятся каменными.

— Я же просил меня не беспокоить, — произносит сухо.

— Дмитрий Александрович, здесь срочно требуется ваше присутствие, — доносится из динамика нервный голос.

— Отложить можно?

— Нет. Тут Додонов трясёт какими-то документами передо мной, говорит, что та территория теперь его. Там экскаватор приехал!

Глава 44 Дмитрий

Лида прекрасно понимает, что мне надо уехать. Не спрашивает, просто кивает, будто тоже чувствует, что сейчас любое промедление может стоить слишком дорого.

Я хватаю ключи, на ходу натягиваю куртку и почти бегу к машине. Двор залит тусклым октябрьским светом.

Дверь с грохотом захлопывается, двигатель рычит, и я жму на газ, не особо глядя на спидометр. Стрелка переваливает за разрешённую отметку, но мне всё равно.

Как Додонов вообще успел всё провернуть? Неужели ему действительно удалось оформить какие-то документы? Маловероятно. Чтобы переоформить целевую землю, нужно пройти десятки инстанций. Но если у него есть «свои люди» в структурах, всё становится возможным. А у него, я уверен, они есть. Он давно крутится в этой грязной игре, знает, кого и где подмазать.

Но и я не лыком шит.

Паркуюсь, глушу двигатель сразу, бросаю машину у самого входа. Университет словно вымер. Только охранник у турникета вскакивает, когда я прохожу, — но вид моего лица отрезает все вопросы.

Поднимаюсь в ректорат. Марианна мечется у двери, как пойманная птица. Лицо белое, губы дрожат, глаза на мокром месте.

— Слава Богу, вы наконец-то приехали, — выдыхает она, хватаясь за край стола. — Я пыталась объяснить им, что они не имеют права действовать без вашего ведома, но они отмахнулись от меня!

— Стоп, Марианна. — Поднимаю ладонь. — Теперь выдохни и вспомни хорошенько, что было написано в той бумаге. Что это был за документ?

— Я… не помню, — шепчет она и мнёт край блузки.

Потрясающе. Просто потрясающе. Кажется, она сейчас расплачется.